Журавлиная родина - [18]

Шрифт
Интервал

— Оок! Оок! Оок! — закричала где-то близко в болоте глухарка. — Оок! Оок! Оок!

И глухарь сразу ответил — заточил яро, как раньше, песню за песней. Локтев сел, наклонился в одну сторону, в другую. Вот он, большой коричневокрылый петух; сидит почти на самой вершине, сверкает белым пятном подкрылья, яростно трясет зеленой шеей.

Выстрел грубо, но не надолго оборвал птичьи разговоры в лесу.

Когда Локтев подошел к болоту, солнце сквозило между рыжими стволами сосен. Туман расстилался по мшарине, и там, невидимые, гремели крыльями, щелкали и точили глухари, сливая голоса в единую неумолчную песню.

— Замечательный ток! — радостно и почему-то вслух сказал Локтев и тут же подивился слабости и никчемности голоса.

Но радость и неожиданное ощущение счастья не уходили. Захотелось рассказать Алексею, какой большой ток собрался на боровине. Потянуло к людям. Локтев поправил на плечах тяжелый мешок зашагал вниз по ручью, чтобы прямиком выйти в поле.



Быстрая, играющая слепящими бликами вода разлилась по всей пойме и продолжала прибывать, обламывая с затопленных ивовых кустов пластиночки льда, пристывшие за ночь. Тонкий, нескончаемый звон стоял над ручьем.

Все было прекрасным в это прозрачное весеннее утро. Кулик-перевозчик, потряхивая крыльями, словно танцуя, перелетел с берега на берег. В заводине близко подпустил кряковый селезень. Он бойко взлетел, подняв водяную пыль, и маленькая радуга заиграла там, откуда вспорхнула нарядная птица.

Облачко синей перелески лежало на полянке у ног белоствольных берез. Откуда-то появился заяц; заметив человека, он неохотно допрыгал до синего облачка и прилег среди цветов. Локтев улыбнулся забавной мысли, что заяц выйдет из них голубым.

Седое от инея поле отсвечивало солнцу тысячами светлых искр. У опушки, то яростно чуфыкая, то воркуя, как голубь, токовал тетерев.

Много раз видел Локтев полую воду, селезней в брачном пере и поющих косачей, но сегодня удивился всему этому по-иному, на душе стало радостно. И чем радость становилась сильнее, тем больше хотелось к людям. Локтев уже почти бежал по Дорожке над откосом, желтым от веселых глазков мать-и-мачехи.

Над домиком лесника неподвижно утвердился столбик прозрачного дыма — Катя печку топит. Самовар уже, верно, готов; шумит, на солнце поблескивает. В избе свежим хлебом пахнет. Сядем сейчас с Алешей за стол…

А что, может быть, и мне тут рядом скворечник поставить? Или лучше опять для других строить?

Из синего-синего неба, прямо от перистого облачка, донеслись странные голоса — не жалоба, не разговор, не песня, а словно призыв: «К нам! К нам!»

Гуси летят! Гнутая цепочка больших птиц плывет не торопясь.

Зовет большой мир.

Дымок над домиком друга, пониже в долине дымки над другими домами, а дальше еще долины, и еще дымки, и еще…

И в каждом доме, и здесь и там, куда полетели гуси, на берегах лесных речушек, и в тундре, и на берегу студеного моря скажут тебе:

— Здравствуй! Заходи. Как раз к чаю. Вроде я тебя где-то видел…

Доброе утро, родная земля!

Кун

Удача! Большая удача пришла к Желтогорлому. В эту ночь он поймал в снежной пещерке рябчика и перед самым рассветом нашел пчелиный улей в дупле одинокой липы.

В дупле было тепло, сонные пчелы вяло ползали по сотам.

Желтогорлый лакомился вволю, откусывая белоснежными зубами мед вместе с вощиной. Когда начали меркнуть звезды и полоска морозной зари утвердилась над вырубкой, Желтогорлый спустился головой вниз по шершавому стволу липы. По берегу речки на вырубку, сквозь занесенный снегом сосняк, на еловую гриву печатал кун на свежей пороше парные чуть продолговатые следы. Он нашел осину с обломанной верхушкой, вскарабкался до первого дупла и спрыгнул внутрь на сухую подстилку. Свернулся клубком и сладко уснул.

Близко к полудню пришел в лес старый охотник. Он был без ружья — выбирал для ребят новогоднюю елку.

Обманывали елки. Стоит красавица, пышная, ровная, снегом украшенная.

Бух обухом по стволику!

Берегись — обвал! Стала елка тоненькая, реденькая, и сук кривой. Перебрался к другой. Хлоп обушком! Опять не то.

Десяток забраковал, подошел к осине с обломанной верхушкой. Глянул на снег — и топор за пояс; тянутся куньи следы к осине, а дальше хода нет. Поднял голову — дупло.

Заговорило охотничье сердце:

«Ты спишь здесь, большой кун! Мы знакомы. У тебя рыжее, как зимнее солнце, горло и очень темный мех. Я узнал тебя по длинным прыжкам. Ни одна куница в округе не ходит так. Мы встречались, но ты был хитрее меня. Ты попался наконец, Желтогорлый!»

Охотник вырубил невысокую жердь, воткнул в снег прямо против дупла. Повесил на жердь куртку; снял шарф, завернул в него несколько еловых веток и приладил на сучке сверху. Усмехаясь в бороду, охотник налегке побежал в деревню за ружьем.

Желтогорлый проснулся от шороха шагов. Очень близко кто-то ходил, стучал и кашлял.

Когда все стихло, Желтогорлый, не высовываясь, глянул из дупла. Внизу молча стоял человек и смотрел вверх.

Кун спрыгнул на подстилку и затаился.

Время шло. Еще и еще раз выглядывал Желтогорлый. Страшный человек не уходил; покажешься — пропадешь!

Синяя туча что-то шепнула самой большой ели. Ель согласилась, кивнула соседке, соседка — другой, и все загудели вершинами, закачались, роняя белые комья.


Еще от автора Алексей Алексеевич Ливеровский
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Секрет Ярика

В книгу Алексея Алексеевича Ливеровского (1903–1989), известного отечественного химика, лауреата Сталинской премии (1947), писателя и увлеченного охотника, вошли рассказы о собаках и охоте.


Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека

Повесть о мальчишках, свидетелях и участниках борьбы с самодержавием после революции 1905 г.



Охотничье братство

Проза одного из старейших ленинградских писателей Алексея Ливеровского несет в себе нравственный, очищающий заряд. Читателя привлекут рассказы о Соколове-Микитове и Бианки, об академике Семенове, актере Черкасове, геологе Урванцеве, с которыми сблизила автора охотничья страсть и любовь к природе.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.