Журавли покидают гнезда - [90]

— Ты что это мотаешься? А ну-ка бегом до хаты!

Игнат не послушался и не побежал, как бывало прежде. Он подошел к Мартынову, поднял на него глаза и сказал:

— Папа, я тебе картошку сварил. Пойдем, а то остынет.

Мартынов глядел на Игната так, словно и в самом деле нашелся его давно потерянный сын.

— Что ты сказал? — переспросил он, хотя ясно услышал сказанное. — Да, да, пойдем, сейчас пойдем… А то и впрямь картошка остынет…

— Пожалуй, и я пойду, — сказал Ир. — Отдохну перед дорогой.

— Ты все-таки решил? — Синдо задержала его руку.

— Да. Нужно что-то делать.

— Уж сколько раз расстаемся, а привыкнуть к этому не могу, — сказала Синдо.

— Ну зачем же так грустно?

— Невесело, учитель. Провожать всегда трудно. А сейчас и время такое…

— Все будет хорошо, — улыбнулся Ир. — Мне еще твоих детей учить нужно, да и своих до ума довести.

— Это каких же? — удивилась Синдо. — Насколько я знаю — у тебя их не было.

— Это раньше. А теперь тоже нажил. — Ир помолчал. — Если вернется Юсэк, а я верю в это, то, пожалуйста, будь к нему снисходительней. Убереги его и Эсуги. Верю, ошибся он по доброте своей.

— Постараюсь, — сказала Синдо.

Разговор был прерван приближающимся топотом копыт. Во двор штаба, на взмыленном коне, влетел всадник. Это был Чангер. Спрыгнув с седла, Чангер доложил, что ему не удалось найти Юсэка. Помолчав, он сообщил о найденном в пруду трупе отца Донсена.

* * *

Сообщение круто ломало планы Синдо. Теперь она не могла отправить Ира одного за оружием в логово бандитов. Тем более с таким богатством. Для успешной операции нужен человек, которому бы доверились враги. Таким посредником мог быть отец Донсена. Но его больше нет. Кому другому можно поручить это сложное дело?

Ир и Мартынов молчали.

— Есть у меня одна задумка, — сказала Синдо, подходя к столу и вынимая из ящика исписанный лист бумаги. — Я тут набросала кое-что. — И она протянула лист Иру: — Читай.

Ир взял бумагу, пробежал по ней глазами:

«Солдаты! Вы оторваны от Родины, семей и знакомых. Вас послали в чужую страну, чтобы убивать таких же пролетариев, таких же тружеников, как и вы, — в защиту интересов ваших эксплуататоров. Солдаты! Японская буржуазия и ваши генералы хотят вашей кровью и вашим трудом умножить свое богатство, они делают все, чтобы ваша жизнь оставалась нищенской, какой, она была у нас до Октябрьской революции. Солдаты! Поверните свое оружие против ваших эксплуататоров — японских капиталистов и самурайских генералов. Боритесь вместе с нами за счастливую жизнь, рвите цепи угнетения, возвращайтесь домой, где вас ждут матери, отцы, жены и дети. Бросайте оружие, солдаты!.. Переходите, товарищи солдаты, к нам, чтобы совместно строить счастливую жизнь, которая называется социализм!..»

— Это ведь здорово! — воскликнул Ир. — Идейная борьба порой бывает сильней взрывов бомб. Нужно немедленно размножить ее и распространить в Вондоне. Я уверен, что она окажет нужное влияние на многих солдат имперской армии.

— Да, но для этого необходимо, чтобы листовка попала в руки тех, кому адресована, — сказала Синдо.

— Ты сомневаешься во мне? — спросил Ир.

— Нет. Верю. Но листовка — это еще не главное. Нужна подрывная работа. А это очень рискованно.

Ир ухмыльнулся.

— Мудрые старцы говорят: «Без риска — чудес не бывает».

— Не страшно?

— А что теперь не страшно? Родина пролетариев стягивается цепью. И если каждый из нас ценой жизни сорвет хотя бы одно звено в этой цепи — уже хорошо.

— Ты никогда не говорил громких фраз, учитель, — заметила Синдо. — И меня это настораживает.

— Это не фразы, Синдо, — сказал уверенно Ир. — Я готов идти. Но вы-то как?

— Будем держаться. И ждать от тебя сведений. …Хороших сведений.

2

Снова тайга, непролазные тропы, перевитые корягами и ветвями. Раньше она не пугала его, ведь рядом была Эсуги. Теперь он вздрагивает от малейшего шороха. Страшно здесь, в этих дебрях, зато не мучает совесть, отплатил добром за добро. Разве виноват он, что отец и мать одарили его чувствительным сердцем? В памяти Юсэка возникали добрые лица отца и тетушки Синай — единственных на земле людей, понимавших его. «Моя совесть чиста! Чиста! — бормотал Юсэк. — Не могу видеть, как люди готовы растерзать друг друга!.. — Юсэк оправдывался, но как-то неуверенно, что-то мешало ему полностью снять с себя вину. Он никак не мог понять: что именно? — Если моя совесть чиста, — думал он, — почему не вернуться к товарищам?» Да, Хагу был добр к нему, Юсэку, но крайне жесток с другими. И как знать, не от его ли руки погибнет Синдо и те, кто с нею рядом? Кто же тогда он, Юсэк, для Синдо, если помог Хагу?..

Шло время, а Юсэк продолжал блуждать по тайге, прячась от людей. Питался чем попало и уже еле волочил ноги. Но вот однажды он встретил в лесу старика. Тот был корейцем, что Юсэка крайне обрадовало.

— Обай! — закричал он, кидаясь к нему и цепляясь за руку. — Вы меня не знаете! И я вас тоже! Но мне нужна ваша помощь… — выпалил он со слезами.

Старик с опаской оглядел незнакомца, вид которого вызывал скорее страх, чем жалость.

— Что тебе от меня нужно? — спросил он, сторонясь. — И кто ты?

— Я из Кореи. А мои товарищи в отряде Синдо. Вы, конечно, ее знаете?