Журавль в ладонях - [10]

Вспомнив о том, что ко мне в гости на примерку свадебного наряда собрались мама с сестрой, я грязно выругалась. После дня сплошных переговоров обсуждать оборки и шпильки не было никакого желания, и я свернула в магазин, чтобы купить продукты на сложный салат. От мамы не так много способов отделаться, но готовка и уборка неприкосновенны, они бы точно освободили меня от осточертевшего зефирного платья.

Не так давно я поменяла старый шкаф из общежития на новенький, встроенный. Маме обновка понравилась настолько, что теперь почти все пространство внутри занимало белое подвенечное платье. Оно было пышным, с корсетным верхом (не сложишь, не сомнешь). А еще оно каждое утро мешало мне задвинуть двери- створки. Так и подмывало сказать маме, что раз уж у Поны простаивает собственная комната в общежитии, а у нее самой так и вовсе две из трех, то почему бы не оставить платье где угодно, только не в моей скромной однушке. Это было бы справедливо. И, конечно, злобно. С другой стороны, именно такой меня и считали. Жаль, что жалобы на мой скверный характер не мешали им хранить в в моей квартире барахло.

— Я думаю, нужно отдать его в ателье, пусть добавят кружев на декольте, — вдохновленно вещала мама из комнаты, пока я остервенело кромсала салатные листья. — Это скроет складочки.

— Складочки? — опешив, переспросила сестра, которая изобилием «складочек» никогда не отличалась. Я, не выдержав, хмыкнула.

— Да, Лона, складочки, подмышками. Они есть у всех девочек, у которых грудь нормального размера. Можно, конечно, обойтись хорошо подобранным бюстгальтером без бретелей, но с кружевами будет еще красивее.

Разумеется, кружев на платье было уже в несколько слоев…

— Мам! — крикнула я, решив, что сестру пора спасать. — Оставь ее складочки в покое!

И нарвалась, конечно, на неприятности.

— Уля, даже не видела. Хочешь, чтобы твое мнение учли — иди сюда и посмотри. Выглядит безобразно.

Лона после этого издала какой-то странный звук, смутно напоминающий жалобный всхлип, и я была вынуждена со вздохом отложить нож.

В комнате меня застала куда более забавная картинка, чем ожидалось. Мама прыгала вокруг Лоны, взбивая платье, а сестра при этом выглядела как несчастная невеста из фильма ужасов. Растрепанные волосы, грустная мина, скособочившаяся фата, шнуровка на платье на диагональ…

— Ее «складочки», мама, связаны с гем, что ты не умеешь затягивать корсет, — фыркнула я. — И не подумайте, что я жалею Романа, но на его месте я бы от такой невесты сбежала. Ты во что превратила свою младшую дочь?

— Ты думаешь, так просто собрать невесту в одиночку?! — тут же бросилась в наступление мама.

Очень кстати вспомнилась причина, по которой я остригла волосы. Пока я ходила в детский сад, мама каждое утро упражнялась на мне в плетении французских кос. Но как только она выходила за порог, воспитательница усаживала меня на табурет и распускала весь этот ужас. А еще велела врать, что переплели меня после тихого часа, потому что иначе велик был риск нарваться на скандал. Когда я пошла в школу, ритуал ежедневных издевательств над моими волосами продолжился, и в середине первого класса учительница оставила меня после урока для разговора. Она велела попросить маму меня постичь, потому что на нее, в отличие от ребенка, разумные доводы не действовали.

Когда подросла сестра, я взяла на себя ответственность за ее прическу. Мама, конечно, сопротивлялась (две косички — слишком просто для такой красивой девочки!), но тщетно. Стоило ей соорудить на голове у Поны очередное воронье гнездо, я брала в школу расческу и переплетала сестру перед уроками. Мои аккуратные и бесхитростные кося вряд ли могли испортить «красивую девочку» сильнее, чем торчащие то тут, то там петухи и забытые прядки волос по бокам. Годам к одиннадцати сестра научилась красиво заплетаться сама, а в память об этих баталиях осталась разве что психологическая травма.

— Надо было позвать Иришку! — проворчала я, отругав себя за непредусмотрительность. — Она по пятнадцать свадеб за год посещает, всяко лучше было бы.

— А знаешь все почему? — тут же ощетинилась мама. — Потому что ни одна из моих дочерей еще не вышла замуж! — не успокоилась мама.

— Мам, извини, но это ни при чем. Просто у тебя руки не из того места.

Судя по выражению лица, большего оскорбления маме я нанести не могла.

— У тебя же был такой хороший мальчик. Добрый, порядочный. Вот зачем ты с ним рассталась? — понеслась шарманка.

— Мам, он в армии, — напомнила я.

Разумеется, я не рассказывала ей о нашем разрыве. Я же не самоубийца. Для нее Ванька должен был оставаться в армии два года, потом прийти и «бросить» меня, пару месяцев поискать от поминания «всех мужиков — сволочей», а затем остаться в далеком прошлом.

— Так надо было ждать, а не фыркать. Подумаешь два года вместо одного! С твоим характером и в таком возрасте другого уже не найти, — «приласкали» меня, двадцатипятилетнюю старушку.

Я в шоке открыла рот и уставилась на Лону, которая крепко зажмурилась, молитвенно сложила руки и начала шептать, вроде бы «прости, прости, прости».

— А ты все это заслужила! — мстительно сообщила я сестре, с особым удовольствием разглядывая ее волосы, которые из-за обилия лака для волос торчали чуть ли не параллельно полу.