Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие - [46]

Атмосфера «Хромой судьбы» не характерна ни для ранних, ни для поздних Стругацких. Она действительно уникальна. Из мрачно-зловонной она трансформирована в увядше-понурую («пожелтевшие, густо исписанные листочки, скрепленные ржавыми скрепками», «Здесь все было очень старое»… ). Тема старения, конечно же, не обходится без таких деталей как промывание желудка и кишечника Кудинова. Сигаретно-коньячная тема проявляется здесь уже не так явственно, ибо как я уже отмечал выше, герои Стругацких стремительно стареют и на все это главным героям, по-видимому, уже просто не хватает сил. В «Жуке в муравейнике» главному герою уже за сорок, в «Волы гасят ветер» ему уже восемьдесят девять, и в «Хромой судьбе» Сорокин все делает кряхтя. («Кряхтя, мы встаем ото сна. Кряхтя, обновляем покровы. Кряхтя, устремляемся мыслью. Кряхтя, мы услышим шаги стихии огня, но будем уже готовы управлять волнами пламени… кряхтя, натянул на ноги башмаки на «молниях»», «Ныло правое колено, ныло под ложечкой, ныло левое предплечье, все у меня ныло, и оттого еще больше было жалко себя»). Просить у авторов динамизма, интриги и тем более остросюжетности становится уже как-то неловко, этого просто не позволяет совесть. Сорокин берет сочувствием, давящей на него, а следовательно и на самого читателя, непомерной грустью и усталостью («умывался я через силу, одевался через силу, я снова перешел на бег, Несмотря на мои сосуды. Несмотря на мое брюхо. Несмотря на мою перемежающуюся хромоту», «тут мне стало невмоготу. Я отложил книгу, поднялся, кряхтя, и спустил ноги с дивана. Бок болел у меня, который уж раз болел у меня этот несчастный мой левый бок»). Сопереживать главному герою становится невозможно, читателю разрешается только сочувствовать.

В комментариях к «За миллиард лет до конца света» я уже отмечал, что именно бытовые подробности без какой либо явственной интриги опечаливали меня больше всего. Однако если там все это было лишь антуражем, склеивающим хоть какую-то простенькую интригу, то в «Хромой судьбе» это является самой по себе главной конвой.

Главы Сорокина — это уже даже не дневник, это самая настоящая исповедь, причем исповедь самих же авторов в стиле Достоевского (в некоторых абзацах совершенно невозможно отделаться от мысли, что Стругацкие пытаются немного поиграть с его стилем). И хотя сами же авторы в эпиграфе к книге настоятельно просят не проводить автобиографические параллели, эта просьба для меня равноценна просьбе — «прекратить дышать». В повести все напоминает самих авторов (в большей степени, Аркадия, чем Бориса).

«Хромая судьба» — самая нефантастическая повесть Стругацких за весь период их творчества и именно из-за этого ее стоит прочитать хотя бы один раз, особенно тем, кто только начинает свой путь в литературе и, конечно же, в первую очередь из-за пятой и седьмой главы. Это уникальный фрагмент обычной жизненной прозы Стругацких без прогрессоров и мокрецов, без нуль-Т телепортаций и летающих пиявок. Впервые за все годы своего творчества они пишут не об абстрактно вымышленном, и даже не о своем быте, как людей, а о своей профессиональной жизни, о том, что касается непосредственно их творческого процесса, правду о писательской жизни, которая стремительно и безвозвратно уходит. И правда эта весьма горькая и именно поэтому высказывается она не в диалогах, как раньше, где авторы обычно забавлялись в играх со своими героями, пытаясь столкнуть их в философских дискуссиях. Эта горькая правда высказывается единым, цельным, обобщенным естеством под именем Феликс Александрович Сорокин.

Это повесть о нелегких десятилетиях писательского труда, которые они положили на алтарь русской литературы XX века. Это раскаяние, исповедь и напутствие одновременно и встретить их вам не удастся больше ни в одной другой книге Стругацких.

Позже и сам Борис напишет о повести «Хромая судьба» так: «это книга о беспощадно надвигающейся старости, от которой нет нам ни радости, ни спасения — признание в старости, если угодно».

ПОНРАВИВШИЕСЯ ЦИТАТЫ:

«Нет, серьезную работу делают не так. /…/ Предварительно надо собраться с духом, полностью отрешиться от всего суетного и прочно отрезать себе все пути к отступлению. Ты должен твердо знать, что путевка на полный срок оплачена, и деньги эти ни под каким видом не будут тебе возвращены. И никакого вдохновения! Только ежедневный рабский, механический, до изнеможения труд. Как машина. Как лошадь. Пять страниц до обеда, две страницы перед ужином. Или четыре страницы до обеда и тогда уже три страницы перед ужином. Никаких коньяков. Никакого трепа. Никаких свиданий. Никаких заседаний. Никаких телефонных звонков. Никаких скандалов и юбилеев.»

«Волны гасят ветер»

(6/12)

Последняя повесть трилогии о Каммерере. Последняя повесть о Мире Полудня

«Волны гасят ветер» впервые публикуется в журнале «Знание-сила» в 1985, в этом же году издается отдельной книгой в Израиле.

К сожалению, последняя книга о «Мире полудня» не потрясает воображение, таким образом «Обитаемому острову» так и суждено остаться для меня самой масштабной и совершенной во всех смыслах работой авторов в научно фантастическом жанре, потрясающей своей детализацией, художественными декорациями, образами и характерами героев. Сравнивать первую часть трилогии в литературно-художественном смысле со второй и тем более с третьей, увы, нельзя. «Волны гасят ветер» напоминает мне рождающие аппетит пряности и специи: они имеют невероятно изысканный запах, привлекательны на вид и на вкус, однако основного блюда при этом авторы не подают. То, что потенциально могло бы предать тончайший аромат чему-то основательному, законченному и совершенному, авторы предлагают просто засыпать в рот и прожевать, как есть. Всему виной не столько содержание, сколько в очередной раз подкачавшая форма снова и снова хладнокровно убивающая любой даже самый интересный замысел. Из-за выбранной Стругацкими структуры произведения, а именно изложения повести в виде пронумерованных рапортов, составленных по всем формам донесений, писем и страниц из дневников, ни о какой художественной атмосфере, ни декорациях, конечно же, не может быть и речи.