Жук золотой - [123]

Мы бродили с Колей Федосеевым по Петровской косе, собирая ржавые детали механизмов катеров и кунгасов. Кладбище кораблей… Печальнее могут быть только остовы китовых жироварен с проросшими деревцами, обнаруженные мной в бухте Абрек во время моей первой экспедиции на Шантары в 1978 году. У Поклонного креста, где была похоронена на первом православном кладбище, среди русских матросов, двухлетняя дочь капитана Невельского Катя, мы оставили конфеты в яркой обертке. В подножие памятника геологов Гаврющенко, Кильдеева, Дзызы и Круподерова, погибших здесь в 1974 году, положили несколько камней, прислонили к столбику рюкзак и бинокль. Так и сфотографировали. А к белоснежной стеле в честь летчика-героя Чкалова на соседнем острове я отвез перо из крыла чайки, найденное на отмели. Здесь все память. И поэтому мы собираем сломанные винты и кованые гвозди из шпангоутов.

По дороге в аэропорт Николаевска шофер рассказал мне, как он показал своему сыну коллекцию значков, собранных им в таком же примерно, как у сына, возрасте. Отцы и дети. Сын выбрал значок октябренка с профилем юного Володи. Долго рассматривал. «Это – кто?!» «Ленин… Он умер. Люди ему поклонялись! И я поклонялся». «А! Так вы готы! – обрадовался сын внезапной разгадке непонятного для него явления, – готы мертвякам поклоняются!»

Мы с Колей не были готами.

Письма Невельского своей жене начинались неизменно: «Незабвенная, любимая Екатерина Ивановна…» Ей было 18 лет. Ему – 35. Он писал своему другу Мише Корсакову: «Кто полюбил в 35, тот уже не разлюбит…» Геннадий Невельской на всех картинках, дошедших до нас, представлен сердитым дядькой с усами и эполетами. По свидетельству современников: заикался в минуты волнения, хватался за пуговицу на мундире собеседника. Даже царя ухватил. Был лысоват, невысок ростом, на лице оспинки. Она – блистательная выпускница Смольного института, красавица. Свободно говорила на двух языках, музицировала, увлекалась театром и верховой ездой, много читала… Римский-Корсаков, командир шхуны «Восток», подчиненный Невельского, влюбился в нее с первого взгляда. И если бы только он один! У Римского-Корсакова было грозное имя – Воин.

Екатерина Ивановна родит своему Невельскому, усатому и рябому, троих дочерей и сына. После смерти старшей – Катеньки.

1100 верст, 23 дня верхом на лошадях по Охотскому тракту. Столько дней она добиралась к нему на Петровскую косу.

К месту, которое он назвал Заливом Счастья.

Об их жизни и о многом другом я узнал в детстве. В деревне Иннокентьевка, недалеко от того места, где Невельской с командой поднял русский флаг. В детстве я решил построить плот и по реке Иске прийти в Залив счастья. Плот был построен. Вы уже прочитали о нем. Тогда мы не смогли дойти до Залива. Просчитались в расчетах.

И вот теперь, спустя полвека, с Пашей и Колей мы стояли у входа в маленькую гавань. И я догадался, что Заливом Счастья Невельской назвал именно небольшую бухточку. А не огромную акваторию моря, тогда и ныне, а теперь и во веки веков, представленную на всех картах мира как Залив Счастья. Мы увидели, как клин гусей косо прошел над Поклонным крестом, видным отовсюду. Птицы возвращались в теплые края.

«Вечные стрелки осени возвращают птиц к знакомым местам жизни. А как быть нам? Наверное, нам остается рвать золотую паутину миражей и воспоминаний и идти к новым островам, пока есть острова и пока есть силы». Так написал мой друг Гек Бочаров в статье «Я сел в шлюпку и уплыл оттуда навсегда». Я уже упоминал ее.

Из густого тумана, который можно было черпать ложкой или намазывать, как масло, на черный хлеб, а сверху присыпать луком – для хруста, вынырнула легкая лодка и направилась к нашему лагерю на берегу залива Рейнике. Человек в подполковничьей форме МЧС отозвал меня в сторону и сказал: «Мы знаем про вашу группу. Сейчас вам нельзя на Шантары. Вертолет, который должен был вас перебросить, вчера рухнул в море. Погибли люди, пять человек. Одиннадцать спаслись. Работает Следственный Комитет…»

Острова не прощают промахов.

Порой люди не могут преодолеть обстоятельств. Но пока у них есть мечта, они пытаются их преодолеть. И те, кому удается, становятся героями. Костры никогда не погаснут в океане.

Наша лодка взяла обратный курс.

Можно было подводить итоги.

Пока я не смог проследить род адмирала Куприянова и наследников его морской фамилии, которая имеет отношение, я уверен, к биографии моего отца и к судьбе нашего морского рода. Рыбу-Матицу в сто пятьдесят килограммов весом, которую я поймал на обыкновенный спиннинг недалеко от косы Петровской, не удалось вытащить на борт.

И нынешней осенью я не дошел до бухты Абрек.

А ведь оставалось всего ничего.

Один прыжок на вертолете…

Зато какой это мог быть прыжок!

Золотая паутинка миражей, по меткому выражению Бочарова, репортера века, рвалась на глазах. Каменные истуканы кекуров равнодушно провожали нас. Но уже рассеивался туман и появились морские касатки. Их острые, как бритвы, плавники, безжалостно кромсали линию горизонта. И где-то там, за горизонтом, парни бригадира Ромы из урочища Тывлино кубарем катились с вышки и заводили моторы своих стремительных лодок. Они должны были взять касаток живьем.