Жребий вечности - [93]

11

Бункер предстал перед Роммелем таким, каким он и должен был предстать: мрачновато-влажным, с запахом прелости, плесени и еще чего-то такого, что присуще только огромным подземельям. Прежде чем спуститься в него, фельдмаршал поинтересовался у генерала Йодля, часто ли случаются авианалеты на ставку, на что тот пожал плечами и сдержанно, однако достаточно иронично, ухмыльнулся:

– За последние два месяца ни одной попытки прорваться сюда русские не предпринимали. Так, несколько разведывательных полетов над окрестностями…

– Ни одного налета на ставку?!

– Порой мне кажется, что они знают, как ведет себя Гитлер, и демонстративно игнорируют его бункер – мол, зачем зря терять самолеты? Есть объекты поважнее.

«Тогда какого дьявола он забился в эти казематы?! – изумлялся Роммель, уже переставая реагировать на приветствия расставленных по нишам часовых, которых тоже было здесь непростительное множество. Притом, что каждый эсэсовец спасительно нужен был сейчас там, в боях. – Что ему здесь делать? И вообще, до какой стадии деградации должен доходить главнокомандующий войсками, чтобы за сотни километров от линии фронта, имея такую мощную охрану, еще и загонять себя в подземелье?! Что-то здесь не то, – говорил себе Великий воитель Великой пустыни, – что-то не то!»

Адъютант впустил Роммеля в кабинет, когда самого фюрера там еще не было. Роммель осмотрелся: голые, отсыревшие бетонные стены, дешевенькие столы и стулья, огромный сейф и небольшая полка, на которой книги и какие-то бумаги валялись в полном беспорядке.

«И это кабинет фюрера!»– покачал головой фельдмаршал.

Но еще больше он ужаснулся, когда в проеме двери, ведущей в соседнюю комнату, показалась согбенная фигура самого Гитлера. Роммель, естественно, слышал о том, что в последнее время фюрер сильно сдал, но даже представить себе не мог, насколько удручающе это проявлялось: согбенная спина, по-старчески опущенные плечи, посеревшее, испещренное морщинами, изможденное лицо, выцветшие водянистые глаза…

– Здравствуйте, Роммель, – едва слышно пробубнил вождь нации и впервые за все время их близкого знакомства не подал ему руки. – Садитесь.

Фельдмаршал давно сел, а фюрер все перекладывал на столе с места на место какие-то бумажки, так ни разу и не встретившись с Роммелем взглядом.

– Что у вас там происходит, Роммель? – нарушил он молчание уже тогда, когда, казалось, совершенно усыпил бдительность фельдмаршала. – Почему мы проигрываем сражение за сражением? Почему отдали противнику почти всю территорию, которую еще недавно контролировали?

Обвинение было настолько серьезным, что фельдмаршал понял: спасти его может только очень уверенная наступательная тактика.

– Я мог бы ответить очень кратко: группа армий «Африка», которую вы поручили мне создать и возглавить, до предела истощена. Многие части потеряли до половины своего личного состава. Не хватает танков, почти нет авиации, очень мало зенитных орудий, в силу чего мы почти полностью уступили англичанам свое былое господство в воздухе. Многие части давно следовало отозвать на отдых и переформирование. Противник значительно превосходит нас в численности и в техническом оснащении. Он постоянно получает свежие подкрепления и располагает сейчас достаточным резервом для развития любого наступления, а также на случай нашего прорыва.

– Но у этого противника нет нескольких сотен километров Восточного фронта, который съедает все мыслимые людские и технические ресурсы, – затравленно как-то пробубнил Гитлер, всем своим видом демонстрируя вселенскую усталость от всего: от военных сводок, требований своих штабов, жалоб, амбиций и бездарности командующих; от высказанных и невысказанных, но подразумеваемых упреков.

Этот человек не зря загнал себя в подземелье ставки. Судя по всему, психологически он давно уже чувствует себя затравленным, истощенным, загнанным в казематы, в подземелье, в саму безысходность своей собственной судьбы.

– Я это знаю, – как можно тверже заверил его Роммель и положил перед Гитлером несколько скрепленных листиков с отпечатанным на пишущей машинке текстом.

Гитлер взял доклад, повертел в руке, но так и не решившись полистать его, отложил в сторону от себя, подальше от глаз.

– Все мы очень надеялись на вас, Роммель, – тихим, слегка дрожащим голосом произнес тот, чей голос не раз заставлял трепетать миллионы людей. – Сводки, которые мы раньше получали из африканского театра боевых действий, способны были затмить любые неудачи на Восточном фронте. Разве не так?

– Вы правы, мой фюрер.

– Тогда объясните мне, что там произошло.

– Ситуация в Африке резко изменилась. Причем довольно давно, о чем я множество раз информировал штаб Верховного командования и лично вас. Правда заключается в том, что на севере Африки теперь иная ситуация. И настало время трезво взглянуть этой правде в глаза.

– Мы все надеялись на вас, Роммель, – с каким-то детским упрямством вторил сам себе Гитлер, словно рассчитывал, что в конце концов Лис Пустыни передумает и предоставит ему доклад совершенно иного содержания, в котором все будет выглядеть так же лучезарно, как и во времена африканских побед Роммеля.