Жребий вечности - [119]

На столе, за которым он работал в день своего отъезда в «Вольфшанце», все еще лежала открытой книга Филиппа Булера «Гениальный Наполеон – светящийся след кометы». Ева знала, что Адольфу очень нравилось это исследование шефа его канцелярии[62]. Он вообще жадно прочитывал все, что касалось императора Наполеона. Но ведь Булер еще и сравнивал с ним фюрера.

«Это только начало, – сказал как-то Гитлер, прочитав Еве два абзаца из этой книги. – Скоро появятся сотни романов и исследований. Мы с тобой, Ева, обречены на известность, как были обречены на нее Бонапарт и Жозефина».

«У Жозефины была совершенно иная судьба, мой фюрер, – возразила Ева, польщенная тем, что Адольф сказал: “Мы с тобой… обречены на известность”. Именно этого “мы с тобой” Ева так долго ждала. – Она была супругой императора».

«Но ведь и я все еще не стал императором», – едва заметно ухмыльнулся Адольф.

«Только потому, что не захотели этого, мой фюрер. Кто бы помешал, если бы только вы решили принять этот, столь чтимый в Европе титул».

Потом Ева очень сожалела, что рядом не оказалось никого, кто бы смог записать этот их диалог или хотя бы устно засвидетельствовать его перед потомками. Она вообще все чаще жалела, что фюрер до сих пор не позаботился о придворном летописце. Подталкивая его к этому решению, она не раз цитировала его собственные слова: «Я никогда не ошибаюсь. Любое мое слово принадлежит истории». Но каким же образом оно станет принадлежать истории, если никто не предаст его перу вечности, спрашивала она.

Правда, какое-то время вел записи некий офицер Генри Пикер[63]. В те дни, когда фюрер допускал его в «Вольфшанце» или «Вервольф» к своим застольям. Но с некоторых пор куда-то исчез и этот летописец. Непростительное легкомыслие фюрера перед лицом истории.

Услышав доносившиеся из коридора шаги, Ева вся напряглась и уставилась на дверь. Она никогда не встречала Адольфа – он не любил этого – и сегодня тоже решила не отступать от правила. Но шаги явно принадлежали не ему. Приближался некто громадный, грохоча сапогами так, словно маршировал по плацу.

– Вы здесь, фрейлейн Браун? – Она сразу же узнала вошедшего – это был Скорцени. Хотя видела вблизи только один раз, при этом обер-диверсант не проронил ни слова.

– Сие вас удивляет, господин Скорцени?

– Меня уже давно ничто не удивляет, – резко парировал оберштурмбаннфюрер. – Я благополучно избавился от этого порока. Сегодня я прибыл вместе с фюрером.

– Очень рада за фюрера, за себя и… за вас.

Какая-то доля великосветской иронии в словах ее, конечно, сквозила, но придираться Скорцени не стал. У него был другой способ отомстить ей.

– Понимаю, что неожиданно и ненадолго…

– На сколько же?

Скорцени сделал вид, что не расслышал вопроса. Он приблизился к столу и, приподняв раскрытую книжку, с любопытством взглянул на обложку.

– Вы все еще зачитываетесь сочинениями господина Булера?

– Им зачитывается фюрер.

– Зачитывался, фрейлейн Браун. Насколько мне известно, теперь эту книженцию без особого шума по всей Германии изымают из продажи.

– Вы это серьезно?! – Для Скорцени не осталось незамеченным, что Ева спросила это почти с ужасом.

– Естественно.

– Такого не может быть! – растерянно повела она плечами. – Это одна из немногих книг…

– …Которые фюрер действительно прочел? Знаю. На вашем месте я бы не стал так рисковать, фрейлейн.

– Что вы, я хотела сказать совершенно иное – одна из его любимых книг.

– …Читая которую, очень скоро приходишь к мысли, что в России фюрера ждет такой же роковой исход, какой пришлось познать Наполеону. Исторические параллели налицо. Вы даже не представляете себе, фрейлейн Браун, насколько такая перспектива «поднимает дух» наших воинов.

Ева так и не смогла понять, почему Скорцени настроен столь агрессивно. Зато почувствовала, что обер-диверсант явно провоцирует ее, запугивает, что ли… Во всяком случае, пытается сбить с толку. Он что, таким образом решил подготовить ее ко встрече с фюрером? Какое счастье, что этот громила не стал одним из адъютантов Адольфа.

– Вы зря теряете время, фрейлейн Браун, – прервал Скорцени цепь ее размышлений. – Фюрер ждет вас в гостиной, у камина.

Ева медленно подняла глаза и какое-то время выжидающе смотрела на оберштурмбаннфюрера.

– После разговора с вами, господин Скорцени, я уже почему-то не уверена, что он ждет меня.

– Действительно не уверены?

– Действительно.

– В таком случае вы вполне готовы к встрече с ним, дьявол меня расстреляй.

30

Хутор свой барон называл так же, как когда-то его предки называли замок, – Шварцтирбах. Местность, на которой были разбросаны полтора десятка его жилых и хозяйственных строений, представляла собой настоящую природную крепость: крутой скалистый берег реки на одном из изгибов своих соединялся с каньоном, а единственная ведущая к хутору дорога едва протискивалась между обрывом и каменистой грядой.

На этом клочке лесной земли площадью в пять-шесть гектаров не хватало разве что мощной крепостной стены. Зато отсюда прекрасно видны были руины замка. Нависающие над противоположным берегом реки, они словно бы пытались прикрыть хутор еще и от опасности, исходящей из поднебесья. И Скорцени оказался прав – эта лесная глухомань в самом деле могла пригодиться им, когда Германию наводнят войска союзников.