Жребий вечности - [110]

– На кой дьявол? Все равно с наступлением темноты затащу в море…

Пореччи брезгливо поморщился и покачал головой. Он решительно отказывался понимать этого человека.

– Коль уж мы сегодня разоткровенничались… Ты его… еще до того, как убил, или уже после?..

– Будь я проклят, Покровитель… Года два сдерживался. Но, видно, сатана не желает отступиться от меня.

– Уже мертвого, значит… – с убийственным спокойствием произнес Пореччи. – Так бы и сказал. Не стал бы наведываться сюда. Только сатана здесь ни при чем. Он-то как раз давным-давно отрекся от тебя… Из брезгливости, из чувства уважения к себе.

23

Они стояли друг против друга, словно борцы, которым по свистку судьи надлежало сойтись в упорной схватке. Штубер увидел перед собой рослого светловолосого парня с волевым, но слишком уж исхудалым лицом, правильные черты которого заставляли, однако, вспомнить о первородной красоте эллинских статуй.

«Что такому красавцу делать на войне?» – со шкурной завистью подумал Штубер, вежливо пожимая Курбатову руку. По двум его спутникам он лишь скользнул беглым, непритязательным взглядом. – С него вполне хватило бы поста какого-нибудь министерского клерка. Но, поди ж ты, если судить по пройденному им пути, один из лучших диверсантов мира!»

– Признаюсь, слышал о вас совсем немного. В основном, от адъютанта Скорцени гауптштурмфюрера Родля.

– Постараюсь запомнить имя этого офицера, – ответил Курбатов по-русски, но затем, спохватившись, перешел на немецкий.

– …Да еще, вскользь, от самого Скорцени, имя которого запоминать в общем-то ни к чему, ибо забыть его куда труднее.

– Надеюсь, что с вашей помощью мне удастся встретиться с ним.

– Думаю, что, благодаря вам, господин подполковник, мне действительно удастся в очередной раз перекинуться с ним несколькими словами о здоровье нашего незабвенного дуче Муссолини.

– Благодаря мне?

– Какой еще повод вы могли бы предложить? То-то же. А теперь, если ваши спутники не возражают, хотелось бы пообщаться с вами с глазу на глаз. Мне всегда казалось, что таким образом легче проникаться симпатией к человеку, знакомство с которым интересно само по себе, – суховато улыбнулся Штубер по очереди каждому из троих диверсантов. – А вы, мой подполковник, – обратился к начальнику разведки дивизии, – блесните воспитанием и гостеприимством: подыщите нашим храбрецам некое подобие офицерских мундиров. Понимаю, что это будет нелегко. Но доставлять их в Берлин в таком рванье… Что после этого подумают о командовании пятой пехотной?

– Главное – подыскать мундиры, – сухо парировал Ульрех. – Что значительно сложнее, чем доставить этих людей в Берлин.

Около двух часов они просидели за столом за бутылками красного токайского вина, и все это время Штубер выслушивал рассказ командира группы «маньчжурских легионеров», не скрывая ни восхищения своего, ни зависти. Ему, закоренелому романтику войны, все время казалось, что этот парень осуществил то, чего не смог и уже никогда не сможет осуществить он сам. Как альпинист, покоривший множество вершин, мечтает завершить свой мятежный путь на Эвересте, так и диверсант – если, конечно, он действительно диверсант, а не обмундированное пушечное мясо – должен бредить о рейде, подобном тому, который преподнес не только врагу – всему миру этот маньчжурский легионер.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы сгинули где-то в сибирских снегах, пытаясь вернуться в свою Маньчжурию тем же путем, которым достигли границ рейха, подполковник.

– Тем более что мое возвращение не имеет смысла. Как только вы потерпите поражение, японская Маньчжурия погрузится в пучину войны, как Атлантида – в воды океана. Поэтому я получил приказ остаться в Германии.

– Надеюсь, не в качестве пенсионера-эмигранта?

– В качестве, как мне было заявлено командующим белоказачьей армией генералом Семеновым, стажера первого диверсанта рейха.

– Не стажера, подполковник Курбатов, не стажера, а в качестве одного из лучших «коршунов Фриденталя». В нашем ремесле, даже очень завидуя, следует оставаться справедливым. Вы когда-нибудь слышали о «Курсах особого назначения»?

– О разведывательной школе Скорцени? В общих чертах. Но, видите ли…

– Это не просто школа, князь. Под ее крышей Скорцени собирает лучшие диверсионные силы мира. Цвет романтиков войны. Пытаясь сохранить его для иной войны и иного мира. Он не придерживается расистской теории о богоизбранных народах и народах-унтерменшах. Этот пропагандистский материал давно отработан. Теперь мы исходим из того, что богоизбранные есть в каждом из народов. Ибо в каждом из ныне сущих народов есть «лагерная пыль» и есть аристократы духа; рабы и избранные. Так вот, наша цель – возродить новый всеевропейский рейх. Рейх избранных. Впрочем, как вы уже поняли, я не идеолог. Такой же суровый практик войны, как и вы, князь Курбатов. Идеи вы будете постигать чуть позже. Но в том, что я оказался именно на том участке фронта, на котором вы прорвались через линию фронта, просматривается некий перст судьбы.

Уже к вечеру все трое диверсантов – приодетые, отмытые, приведенные в полный арийский порядок – были доставлены Штубером на окраину Ораниенбурга, в старинный охотничий замок Фриденталь, на территории которого расположилась диверсионная школа с рутинным названием «Специальные курсы особого назначения Ораниенбург».