Жребий вечности - [101]

– Относитесь к моим словам, Шернер, как хотите, но, по-моему, Мария права: душа здесь почему-то не просматривается.

16

Этот старинный, усеянный островерхими шпилями укрепленный замок располагался километрах в двадцати севернее «Бергхофа». Единственная дорога вела к нему через болотистую низину, лесные топи которой подступали почти под стены Вольфбурга, – отчего, обрамленный небольшим черным бором, он казался еще более мрачным и погибельно неприступным.

Машина, в которой прибыл фюрер, остановилась у высоких массивных ворот, и охрана непростительно долго отворяла их, словно демонстрировала полное пренебрежение к тому, перед кем они должны быть распахнуты.

«Кажется, они уже убеждены, что фюрер давно в замке и в эти минуты восседает на тронном возвышении Рыцарского зала. – Гитлер попытался молвить себе это со снисходительной иронией, но неожиданно ощутил, что за спиной у него повеяло унизительным холодком страха. – Для них ведь совершенно безразлично, кто именно выступает в роли фюрера. Лишь бы он был – этот повелитель рабов и унтерменшей».

– Мой фюрер, – наклонился над приоткрытой дверцей Отто Скорцени, видя, что Гитлер не торопится оставлять лимузин. Два рослых эсэсовца призраками стояли в нескольких шагах от первого диверсанта рейха, и, взглянув на них, Гитлер почему-то почувствовал себя еще более неуютно. Словно эти люди появились не для того, чтобы охранять его, а чтобы казнить. – Все готово. Оберштурмфюрер Манфред Зомбарт…

– Фюрер теперь – он, – перебил его Гитлер, выходя из машины. – Я всего лишь германский подданный Адольф Шикльгрубер.

Скорцени воспринял это как шутку, тем не менее замялся, не зная, каким образом отреагировать на столь неожиданное заявление.

– Для всех нас фюрер теперь – он, Скорцени, – вполголоса подтвердил Гитлер, искоса поглядывая на эсэсовцев. – Я хочу видеть себя со стороны, видеть, как его будут воспринимать.

– Его будут воспринимать! – решительно объявил оберштурмбаннфюрер.

Отослав к черту обоих черномундирников, он спросил, куда лучше привести Зомбарта.

– Как вы теперь обращаетесь к нему? – словно бы не расслышал его слов вождь Великогерманского рейха, выходя из машины. – «Мой фюрер»?

– Нет.

Гитлер удивленно вскинул брови.

– Я способен обращаться так только к одному человеку в мире. Мало ли что может возомнить о себе эта Имперская Тень, почувствовав, что ее принимают за оригинал. Тень должна оставаться тенью. Пусть даже имперской.

– Вы правы, Скорцени. Тень фюрера – это уже Имперская Тень.

Отто показалось, что фюрер пребывает в каком-то полузабытье. В эти минуты он напоминал человека, неуверенно выкарабкивающегося из состояния то ли наркотического опьянения, то ли глубочайшей душевной депрессии.

– Но если Зомбарт потеряет чувство реальности, – назидательно напомнил им обоим обергруппенфюрер Шауб, возникший из заднего сиденья машины, – он должен превратиться в тень сатаны. И давайте как можно реже упоминать его имя.

До сих пор личный адъютант сам считал себя тенью фюрера. Ему это льстило. Появление Зомбарта вызывало у него чувство ревности.

Однако внезапное вклинивание в разговор обергруппенфюрера для Скорцени ничего не значило. Он по-прежнему томительно пытался понять, к чему клонит Гитлер. Чего он добивается. За упорством фюрера чудилось нечто большее, нежели банальное стремление взглянуть на себя со стороны.

– Это не его должны привести ко мне, Скорцени, – настроился на его волну Шикльгрубер. – А меня к нему. Если только он соизволит снизойти до аудиенции с неким австрийцем.

– То есть мы должны посмотреть его в деле? Как если бы разыгрывалась сцена из спектакля, – согласился Скорцени.

– Одной из банальнейших драм всякого правителя, в какой бы стране и в какие столетия он ни правил. На службе у Наполеона состояло, по крайней мере, четыре двойника[59]. Возможно, это, в конце концов, и погубило его в глазах истории. Поди знай, кто там на самом деле лежит в Доме инвалидов в Париже: великий повелитель народов или жалкая тень его, именовавшая себя «мсье Ревер».

– Именовавшая себя «мсье Ревер», – воинственно, а потому совершенно не к месту подтвердил адъютант фюрера.

– Стоит ли давать Зомбарту повод для мании величия? – все еще внутренне сопротивлялся этому эксперименту первый диверсант рейха. – А то ведь он, дьявол меня расстреляй, еще чего доброго решит: почему бы не испытать судьбу на более отчаянной ставке?

«Интересно, – мысленно обратился Скорцени к фюреру, – знаешь ли ты, что этот кретин Зомбарт начинал свою карьеру Имперской Тени с того, что грязно пародировал тебя?»

– Сегодня ему предоставляется такая возможность, – на ходу бросил Гитлер и, поглубже нахлобучив бронированную фуражку, решительно направился к стоявшему посреди Вольфбурга дворцу.

Скорцени и Шауб молча переглянулись.

– Сегодня ему предоставляется такая возможность, – подтвердил генерал СС.

Отто, конечно, знал, что многие придворные используют наивный идиотизм личного адъютанта, чтобы как-то уладить свои дела в обход Гитлера или же от его имени. Однако нюхом чуял, что сейчас явно не тот случай.

– Я понял, мой… извините, господин Шикльгрубер, – решительно догнал он главнокомандующего. – Все будет выглядеть так, как если бы вы действительно попали на прием к фюреру Великой Германии. Я выжму из этого Зомби все, что только можно. И пусть попробует не оправдать наши надежды.