Жребий вечности - [103]

– Как не станем мириться с тем, что полковник и впредь будет путаться у нас под ногами, дьявол меня расстреляй. Да к тому же, пользуясь покровительством влиятельного полководца.

Их взгляды встретились лишь на какое-то мгновение. Но этого было достаточно, чтобы Родль воспринял слова шефа как приказ убрать полковника. В таких случаях Скорцени всегда недоговаривал, чтобы при необходимости сделать удивленный вид и, избежав каких-либо обвинений, спросить у того же адъютанта: «А кто, собственно, приказывал? Как вы могли решиться на такое?»

Но такова уж судьба всякого адъютанта, тем более если ему выпало быть адъютантом первого диверсанта рейха.

– Может, поручить это самому Шмидту? Или, точнее, предоставить такую возможность? Зачем ему конкурент?

– Барон не пойдет на это. Да и к чему усложнять? Другое дело, что Шмидт должен одним из первых узнавать об исчезновении очередного посвященного.

– Это будет производить на него неизгладимое впечатление, – согласился гауптштурмфюрер Родль.

18

Встреча с оберштурмбаннфюрером Шмидтом была предельно короткой. Когда Скорцени появился на квартире, барон уже прождал его более часа и заметно нервничал, не понимая, зачем его заманили в эту мрачную обитель – с двумя черными ходами, низким потолком и окнами-бойницами, очень напоминающими амбразуры средневековой крепости.

Он был старше Скорцени по чину, но когда тот наконец появился, фон Шмидт вытянулся перед ним так, как не вытягивался ни перед Роммелем, ни перед Гиммлером. Никогда он еще не сознавал себя столь незащищенным, как сейчас, оказавшись один на один с этим угрюмым, с исполосованным шрамами лицом, громилой.

– Кажется, вы хотели видеть меня, оберштурмбаннфюрер? – взорвался хрипловатым рыком первый диверсант рейха после убийственной паузы, во время которой барон чувствовал себя так, словно это молчание палача, колдующего над петлей, которую ему вот-вот набросят на шею.

– Извините, господин оберштурмбаннфюрер, вышло какое-то недоразумение… Хотя, в общем-то…

– В этом ваша ошибка, барон фон Шмидт, – не давал ему опомниться Отто. – Страстное желание увидеться со мной должно было преследовать вас с тех пор, как вы погрузили сокровища известного вам фельдмаршала на морское дно у побережья Корсики.

– Но ведь я никогда не стал бы возражать против нашей встречи, – совершенно опешил фон Шмидт. Всегда самоуверенный и неописуемо наглый, он представал теперь перед начальником диверсионной службы СД, как безвольный тыловик перед фронтовым генералом.

– Где карта?

– Простите…

– Это непростительно, оберштурмбаннфюрер. Я спросил вас, где карта, на которую нанесены места погребения африканских сокровищ.

– Со мной ее нет.

– Именно поэтому я и спрашиваю, где она, – налился металлом голос Скорцени.

– Господин оберштурмбаннфюрер, – наконец-то начал приходить в себя фон Шмидт, – о карте вам лучше переговорить с рейхсфюрером СС Гиммлером. Согласно его приказу я не имею права предъявлять ее кому бы то ни было. Никому, кроме самого рейхсфюрера СС Гиммлера.

– Вы совершенно не вовремя озадачили меня, барон.

– И поверьте мне, даже вашему непосредственному начальнику, доктору Кальтенбруннеру, пришлось отступить, когда он узнал о приказе рейхсфюрера.

– Кальтенбруннер великий стратег, барон. Его замыслы столь глубоки и дальновидны, что время от времени он позволяет себе отказываться даже от собственных замыслов.

– И все же заставить меня предъявить вам карту может лишь рейхсфюрер Гиммлер. Причем в его отсутствие я подчинюсь только письменному приказу, подписанному рейхсфюрером, – все тверже становился и голос барона. В нем уже явно взыграли не только страх перед предводителем СС, но и собственная родовая спесь.

Скорцени понимал, что Шмидт имеет все основания вести себя так, но понимал и то, что с ним, начальником отдела диверсий СД, вести себя так непозволительно никому. Не исключая Гиммлера. К тому же Отто добила ссылка на неудачу Кальтенбруннера, единственного из руководителей СД, к авторитету которого он мог сейчас апеллировать и который мог бы воздействовать на великого магистра СС.

– Рейхсфюрер абсолютно прав, резко сужая круг лиц, посвященных в эту тайну, – наконец находит в себе мужество Отто. – Тем более что без вашего участия в операции нам вряд ли удастся обнаружить эти контейнеры, дьявол меня расстреляй.

– В данном случае любая карта – дерьмо, – примирительно соглашается Шмидт, не забыв, что, спасая карту, он в то же время спасает свою жизнь. Как только карта и приметы станут достоянием этого похитителя Муссолини, барон фон Шмидт сразу же покажется ему слишком задержавшимся на этом свете. До Фридриха уже давно доходили слухи о том, как один за другим исчезают участники конвоя – и солдаты, и моряки.

– Что же тогда не дерьмо?

– Нужны верные приметы. Вы собираетесь снаряжать экспедицию? Готов выступить вместе с вами.

– Каковой вы себе представляете эту экспедицию в наше время? Для кого, спрашивается, мы будем извлекать африканские сокровища? Собственно, мне нужна сейчас не карта, а гарантия того, что не будут утеряны ориентиры клада. Поэтому завтра же вы отправитесь в Берхтесгаден и до конца войны, до моего особого приказа, будете оставаться в районе Альпийской крепости. – Шмидт хотел что-то возразить, но Скорцени упредил его: – Приказ о назначении вы получите завтра же, не покидая не только Берлина, но и стен этой квартиры. Там, в Альпийской крепости, вы тоже будете находиться в строго отведенном вам месте службы, под моим личным присмотром.