Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине - [4]

Что касается нас, то, скажем без желчи, без раздражения, можем ли мы вести совместную жизнь после того, что я узнал? Вы были бы столь же несчастны, как и я, от постоянной мысли о ваших проступках, известных, как вы знаете, и мне. И если бы даже вы были неспособны к угрызениям совести, мысль, что ваш муж получил право презирать вас, не действовала бы разве унижающе на ваше самолюбие?

Доверьтесь же мне, изберите самую благую долю, покоритесь моим желаниям. Предпочтите в этом ужасном положении иметь уверенность, что не испытаете более на себе ничего дурного с моей стороны, и не вынуждайте меня неподчинением моим требованиям поступать с вами строго и дурно. Я не нахожу ничего неудобного в том, чтобы дать вам разрешение вернуться в Америку, если бы вы того пожелали. Вы можете выбрать либо возвращение в свою семью, либо монастырь в Париже.

Надеясь дней в пять-шесть сделать семьдесят лье, отделяющих меня от столицы, и имея по прибытии надобность в экипаже для прогулок с целью развлечения и для помощи моим слабым ногам, был бы вам очень обязан, если бы вы к будущему воскресенью, 26 числа, прислали в Париж моих лошадей и карету. Если Евфимия пожелает воспользоваться случаем и привезет Евгения, то я буду ей очень признателен и благодарен за удовольствие, а ведь я уже давно не испытывал никаких удовольствий…

В моем письме вы не найдете упреков, сколько бы я ни имел право их сделать. К чему бы они привели? Они не уничтожили бы случившегося, они даже не имели бы возможности оправдать вас! Итак, я молчу.

Прощайте, сударыня. Если бы я мог открыть свою душу, вы бы увидели ее уязвленной до крайности, но твердой и неизменно решившейся.

Итак, ни одной попытки, ни одного усилия, ни одной выходки, которые бы клонились к тому, чтобы растрогать меня. В течение шести месяцев я только и делал, что закалял себя против этого. Подчинитесь так же, как и я, горестному отъезду, разлуке, огорчающей ваших детей, и поверьте, сударыня, что из нас двоих не вы достойны большего сожаления».

Сколько ни просил Александр, попытки к примирению с Жозефиной всё же были сделаны его отцом и мадам Реноден. Напрасные мучения.

В ноябре Жозефина, решив начать с мужем процесс, удаляется с теткой в монастырь Пантемон на улице Гренель, место приюта для светских дам, разорвавших супружеские узы. Оттуда идут все ее «защитительные письма», оттуда посылает она Александру и нижеследующую записку в ответ на новое – сто первое – обвинение:

«Месье виконт де Богарне должен помнить, что я не хотела отпускать его на Мартинику, не послав с ним подарков моей семье.

Пенсия в три тысячи шестьсот ливров была слишком скудной для меня, обязанной платить учителям, я вынуждена была войти в долги.

Наступили роды, отец мой должен был крестить моего ребенка (Гортензию) с графиней Богарне, он не имел средств на расходы по крестинам – тратила я. Чтобы расплатиться, рассудите, месье, не нашлось другого выхода, как расстаться с подаренным предметом. (Речь идет о медальоне, подаренном отцом Александра Жозефине.)

Относительно мебели не отвечу ничего. Месье де Богарне должен знать, что у меня нет ничего, а нужно мне всё. Но так как я не поклонница денег, то и мало занимаюсь этим вопросом…»

Из Пантемона тетушка Реноден направляет прошение о раздельном жительстве. Ловко ли действует мадам Реноден, или Александр очень несправедлив, только законный акт о раздельном жительстве (а не о разводе) от 3 марта 1785 года дает Жозефине полное удовлетворение.

Говорят, так вышло потому, что Александр не смог доставить доказательств справедливости своих обвинений. И зачем он не привез с Мартиники негров и любовников жены?..

Александр признал свою неправоту. Но это не означает, что Жозефина права.

В это время в Парижской военной школе юный ученик Наполеон Бонапарт узнает о смерти отца. Наполеону было тогда пятнадцать лет и семь месяцев.

Другая тетушка, или Чувствительная Фанни

Свободная, Жозефина отправляется на жительство в Фонтенбло. Она входит в долги, делая первый шаг к финансовой бреши, которая во время Империи будет измеряться миллионами.

На родителей Жозефине рассчитывать не приходилось, и не без причин. У Таше, как всегда, финансовые затруднения: громадные по тем стеснениям, которые причиняют, и ничтожные по сумме, которую составляют.

Семья де Богарне, разумеется, исключая Александра, осталась в хороших отношениях с Жозефиной. Она в благодарность ходатайствует за свекра. Об этом свидетельствует письмо от 13 января 1787 года к военному министру. Жозефина хлопочет о пенсии для маркиза, подобающей его прежней должности генерал-губернатора Мартиники.

В это время Жозефина усердно посещает салон Фанни де Богарне, о которой Лебрен говорил, что у нее две маленькие странности: она сочиняет себе лицо и не сочиняет стихов. Лагарп так же остроумно продолжил замечание Лебрена, сказав, что первая ее работа не лучше второй.

Чувствительная Фанни прекрасно дополняла прагматичную мадам Реноден. Занятная парочка, не так ли?..

Фанни, писавшая Вольтеру, что она «не богомолка, не педантка», была дочерью главного сборщика налогов королевства. Урожденная Мария-Анна-Франсуаза Мушар пятнадцати лет вышла замуж за графа де Богарне и через несколько месяцев покинула его. (Видно, де Богарне имели обыкновение неудачно жениться…)