Жозефина. Книга 2. Императрица, королева, герцогиня - [7]

Шрифт
Интервал

Теперь, став императором, он иногда пишет жене на «вы» — в шутку, конечно; обратимся, например, к письму от 20 августа, где он сообщает, что планы его изменились и он встретится с ней в Ахене, последней резиденции Карла Великого и месте коронования двадцати императоров. «Государыня и дорогая жена, я буду в Ахене через десять дней. Оттуда я поеду с вами в Кельн, Кебленц, Трир, Люксембург…

Можете подождать меня там, если только не боитесь, что вас утомит такая долгая дорога… Здоровье мое в порядке. Мне не терпится увидеть вас, рассказать вам о чувствах, которые вы мне внушаете, и покрыть вас поцелуями. Холостяцкая жизнь — скверное дело, ничто не заменит доброй, красивой и нежной жены…»

Четырьмя днями позже он, изголодавшись по ней, предупреждает: «Возможно, я приеду ночью, и пусть ваши любовники остерегаются. Я буду очень огорчен, если мне придется их побеспокоить. Но где свое найдешь, там его и берешь. Здоровье мое в порядке, я довольно много работаю. Только вот веду себя слишком благоразумно. Это идет мне во вред. Мне не терпится вас увидеть и сказать вам кучу приятного».

Ввиду скорого приезда императора все дамы пребывают в неописуемом волнении. Из Парижа срочно выписываются туалеты и драгоценности, хотя это исторгает вздохи кое у кого, например у г-жи де Ларошфуко, которая сетует, видя, как «этот крипич сваливается на ее кассу и вдребезги разносит таковую». 2 сентября «кирпич», сопровождаемый Евгением, прибывает в Ахенскую префектуру. Жозефина так растрогана, что разражается слезами. Чтобы освободить место новоприбывшим, все дамы, за исключением г-жи де Воде, вынуждены ночевать на постоялом дворе, кишащем клопами. Г-жа де Воде избавлена от этого, без сомнения, потому, что стала любимой приближенной Жозефины. «Мы ничего не беремся утверждать, — пишет Андре Гавоти, которому мы обязаны точным и проницательным анализом этого увлечения императора, — но нам кажется, что в данном случае, как и впоследствии с другими дамами, Жозефина сама готовит себе супружеские невзгоды, слишком уж подчеркивая перед мужем достоинства новой подруги».

Действительно, в сентябре-октябре Элизабет де Воде будет «замечена» императором. Дама, находившаяся в полном отчаянии, испытывала серьезные денежные затруднения. Когда точно она упала в его объятия? Это неизвестно. Во всяком случае, вскоре по приезде Наполеона в Ахен, Однажды вечером император, соблазненный обаянием Элизабет, «отличает» ее, послав к ней г-на де Ремюза с просьбой сесть четвертой за вист с Жозефиной, герцогом Аренбергом>[9] и с ним самим. Г-жа де Воде, сидящая за унылым столом для лото, начинает отнекиваться.

— Тут есть одна трудность, — поясняет она камергеру. — Я никогда не играла в вист.

Ремюза передает ответ Наполеону, тот, в свою очередь, отвечает:

— Не важно.

«Это был приказ, и я подчинилась», — рассказывает г-жа де Воде.

Партия тянется недолго. Герцог Аренберг слеп, а император любит быструю игру.

12 сентября Жозефина отбывает с Элизабет в Кельн, субпрефектуру департамента Рур, где 13-го встречают императора. Весь маленький двор начинает замечать интерес, проявляемый Наполеоном к Элизабет, только Жозефина ничего не видит. Празднество следует за празднеством, и 16 сентября императрица добирается до Бонна, где ночует у г-на Бельдербуха, чей иллюминированный сад спускается к самому Рейну. На реке фейерверк, судно с музыкантами — все было бы превосходно, не останься император в Кельне. Супруги встречаются на следующий день в Кобленце, центре департамента Рейн и Мозель, где население с восторженными криками выпрягает коней из коляски Наполеона, 19-20-го Жозефина и та, кого все считают теперь императорской фавориткой, садятся на яхту князя Нассау и плывут вверх по Рейну к Майнцу, префектуре департамента Мон-Тонер, но ветер дует противный, и несмотря на то что суденышко тянут бечевой лошади, оно почти не продвигается. Старинные замки, лепящиеся по берегам, медленно проплывают мимо. К тому же разражается гроза. «Жозефина и некоторые дамы, — рассказывает Элизабет де Воде, — слегка струхнув, заперлись в каюте яхты, а мне захотелось полюбоваться новым для меня зрелищем. При почти непрерывных вспышках молний я видела позади нашей яхты другое судно, которое везло женщин и свиту императрицы. Его большие белые паруса, вздувавшиеся под яростным ветром, резко выделялись на фоне черных туч, омрачавших небо… Мало-помалу гроза унялась, и к полуночи мы достигли Бингена».

Ближе к концу следующего дня Наполеон добрался до Майнца, где выказал дурное расположение духа, потому что из-за опоздания Жозефины не смог выехать в город. Супруги прибыли туда одновременно — один по дороге, другая по реке, и власти, скучившиеся на берегу Рейна, лишились возможности встретить своего повелителя приветственными речами. Зато улицы усыпаны цветами — одно заменяет другое. Приемы возобновляются. Государи конфедерации, в первую очередь князь-архиепископ и курфюрст Дальберг>[10], в полном составе явились ублажать нового императора, их протектора. Двор поглощен постоянными презентациями, Жозефина и дамы вздыхают.

«В десять часов утра мы одеваемся к завтраку, — пишет Элизабет, — в полдень меняем туалеты, чтобы присутствовать на чьем-нибудь представлении императору; часто эти представления происходят в разное время, и наш туалет должен всякий раз соответствовать рангу представляемой особы, так что иногда приходится менять его трижды за утро, четвертый раз к обеду и пятый перед балом».


Еще от автора Андре Кастело
Королева Марго

Судьбу этой женщины нельзя назвать счастливой, хоть и была она королевой Франции. Ведь ей выпало жить в эпоху Религиозных войн; она была непосредстоенным свидетелем Варфоломеевской ночи и других кровавых событий, связанных с расколом католической церкви.Восхищенные современники восславили ее красоту и столь много рассказали о любовных увлечениях, что с тех пор на протяжении нескольких столетий писатели и поэты, а в наше время уже и кинематографисты неустанно обращаются к ставшей легендарной истории ее жизни.Книга Андре Кастело написана на основе только фактов и документов, так что читателю предоставляется редкая возможность познакомиться с подлинной биографией этого реального исторического персонажа, хотя, несомненно, узнав тайну Марго-королевы, мы все-таки никогда не сможем разгадать тайну Марго-женщины.


Жозефина.  Книга 1. Виконтесса, гражданка, генеральша

В ряду многих страниц, посвященных эпохе Наполеона, «Жозефина» Андре Кастело, бесспорно, явление примечательное. Прилежно изучив труды ученых, мемуары и письма современников и не отступая от исторических фактов, Андре Кастело увлекательно и во многом по-новому рассказывает о судьбе «несравненной Жозефины», «первой дамы Империи». Повествование первой части «Жозефины» (1964) — «Виконтесса, гражданка, генеральша» — начинается временем, «когда Жозефину звали Роза»: о том, что она станет императрицей, история еще не догадывалась.


Рекомендуем почитать
Осколки. Краткие заметки о жизни и кино

Начиная с довоенного детства и до наших дней — краткие зарисовки о жизни и творчестве кинорежиссера-постановщика Сергея Тарасова. Фрагменты воспоминаний — как осколки зеркала, в котором отразилась большая жизнь.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Красное зарево над Кладно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Львиное Око

О Гертруде Зелле Мак-Леод, которая известна широкой публике под псевдонимом Мата Хари, мы знаем лишь три бесспорных факта: она жила, танцевала и умерла. Имя ее стало легендой XX века — «знаменитая шпионка и роковая обольстительница».Лейле Вертенбейкер удалось вернуть героине человеческие черты и объяснить ускользающее от определения бессмертие этого образа. Повествование, сотканное из страстей, предательства, клеветы, проникнуто сочувствием к героине и ведется от лица трех ее современников.


Моя двойная жизнь

Она стала легендой еще при жизни — выдающаяся французская актриса, писательница, художница. Мемуары раскрывают перед читателями мир чувств этой великой женщины, но не обнажают ее душу — в своих воспоминаниях она остается актрисой. Она хотела, чтобы ее знали такой, и ей невозможно не поверить, настолько просто и естественно рассказывает она о своем детстве, о людях, с которыми сводила ее судьба, о театральных впечатлениях… Но по-прежнему, как в любых мемуарах, неуловимой остается грань между реальностью и субъективным ощущением действительных событий.