Жозефина. Книга 2. Императрица, королева, герцогиня - [5]

Во вторник, 24 июля, Жозефина, которой предстоит смена лошадей в Ретеле, медленно въезжает в город, чтобы «публика могла насладиться лицезрением ее». Но она отказывается задержаться в ратуше, поэтому, когда кортеж проезжает мимо дома мэра, г-на Пупара де Нелиза, раздаются недовольные возгласы. Уступая настояниям заместителя мэра некоего Дюран-Тоша, императрица останавливает карету. Заместитель мэра распахивает дверцу, хочет помочь Жозефине выйти. Он уже почтительно протягивает руку, как вдруг «с ужасом» видит, что простой национальный гвардеец по фамилии Каполен обогнал его и ведет монархиню к дому. Дюран-Тош протестует, но, — рассказывает нам очевидец, описавший сцену в письме к министру внутренних дел, — означенный Каполен «притязает на то, чтобы вся честь досталась ему». Его вынуждают выпустить руку Жозефины, но он «с ружьем наперевес осмеливается проводить ее величество до самого дома мэра, откуда его выпроваживает один из приближенных императрицы, пригрозив наказанием за попытку ворваться в жилище ее величества». В связи с волнением, в которое, видимо, пришла Жозефина, ретельцы надеются, что император «усмотрит в происшествии лишь следствие неразумного рвения и энтузиазма, всюду вызываемого всем, что связано с нею».

В тот же вечер «под гром орудий с городских укреплений и с военным оркестром впереди» Жозефина въезжает в иллюминированный Седан. Главная улица декорирована «лучшими сукнами местной фабрики», а перекресток накрыт балдахином из голубой и белой ткани, который защищает «сверкающую камнями» корону.

На другой день Жозефина спозаранок собирается в дорогу, но мэр Седана приготовил речь, которую надлежит умиленно выслушать. «Вы царите, наконец, государыня, в сердцах многочисленных обитателей Арденн, наравне с героем нашего века, царящим в сердцах всех французов, и если он вонмет нашим стремлениям, то, как наш добрый Генрих Четвертый, разделит с любимой супругой честь носить диадему, единодушно врученную ему нами».

Да возрадуется г-н мэр! Жозефина, как Мария Медичи, будет коронована.

Раздаются крики: «Да здравствует императрица!» Как тут скомандуешь кучеру «пошел»? Тем временем восемь девиц в белоснежных одеяниях окружают свою самую юную товарку Фелисите Птифис, круглую сироту, «возбуждающую сочувствие к себе возрастом, личиком и выпавшими ей на долю несчастьями». Она протягивает императрице цветочный венок и обращается к ней с приветствием. Возвращаясь из Бельгии в прошлом году, Жозефина вместе с Наполеоном уже останавливалась в Седане, поэтому маленькая Фелисите, «оживляя это воспоминание», мило щебечет:

— Усеивая в прошлом году ваш путь цветами, мы от всего сердца желали вам короны. Сегодня же, ободренные вашей добротой и еще более счастливые, чем раньше, мы подносим вам цветочную эмблему того венца, который подобает вашему величеству.

В обмен на венок императрица дарит сироте пару бриллиантовых сережек, «залог ее будущего счастья».

Затем кортеж удаляется.

Как ни тщательно подготовил Наполеон поездку жены, после Седана караван двинулся по дороге, которую еще только собирались прокладывать. Это было быстро замечено, но даже в подобном случае никому не пришло в голову отклониться от приказа повелителя, и поездка через Арденны в среду, 25 июля, несколько смахивала на скитания по высоким горам. Хлещет дождь, экипажи приходится спускать на канатах. Боясь перевернуться, Жозефина с дамами, исключая г-жу де Воде, предпочитает вылезти и шлепать по грязи. Ночь путешественники проводят на скверном постоялом дворе в Марше, где большинству из них постель заменяют корыта.

На другой день переправа через Маас на лодках, украшенных апельсиновыми ветками, и восторженный прием льежцев помогают забыть о неприятностях в Арденнах. Наконец, 27, в пятницу, Жозефина, как всегда, под гром орудий и горнов, въезжает в Ахен между двумя шеренгами солдат. «Ее императорское величество, — сообщает нам один очевидец, — которую приветствовал префект, в высшей степени любезно приняла знаки почтения, об искренности коего свидетельствовало написанное на всех лицах неподдельное чувство. Три роты 23-го гренадерского, 19-го и 30-го пехотных полков с командирами их и оркестром во главе выстроены перед „дворцом ее императорского величества“». Для размещения Жозефины город за 140 000 франков откупил у советника префектуры г-на Якоби целиком меблированный особняк, «одно из красивейших зданий, украшающих город». На самом деле это лачуга, глядя на которую плакать хочется. «Кроме того, — рассказывает Фредерик Массон, — все страшно обеспокоены исчезновением одного из экипажей свиты, о котором ничего не известно уже сутки и который после бесчисленных приключений появляется только в три часа ночи. Одна из женщин императрицы, г-жа де Сент-Илер, серьезно поранилась и во весь голос сетует, почему навстречу ей не выслали войска».

Двор, вздыхая, устраивается как попало, пока г-н Мешен, префект департамента Рур, не примиряется с неизбежным и не уступает Жозефине здание префектуры, а сам не без труда обосновывается на постоялом дворе. Город, по слухам, переполнен 40 000 иностранцев, привлеченных в него присутствием новой императрицы. Она стала одной из немногих достопримечательностей древней столицы… Между двумя купаньями Жозефина убивает время, болтая со своей новой фрейлиной, хорошенькой г-жой де Воде, которая ей особенно нравится, может быть, потому, что тоже страдает от супружеских неурядиц. Это позволяет Жозефине, в свой черед, жаловаться новой фаворитке, рассказывая об изменах императора.