Жозеф Бальзамо. Том 2 - [16]

— Но почему?

— А как же! Моя тайная мечта состоит в том, чтобы снискать себе известность такого рода, как господин Ла Шалоте или господин Вольтер. Для этого мне недостает Бастилии: немножко Бастилии — и я буду счастливейшей женщиной на земле. Наконец-то мне представится случай приступить к мемуарам и описать себя самое, ваших министров, ваших дочерей, вас, наконец, и запечатлеть для самого отдаленного потомства все добродетели Людовика Возлюбленного. Пишите приказ о заключении, государь. Вот вам перо и чернила.

И она подтолкнула к королю перо и чернильницу, приготовленные на круглом столике.

Под этим натиском король на мгновение задумался, затем встал и изрек:

— Ладно же. Прощайте, сударыня.

— Лошадей! — вскричала графиня. — Прощайте, государь.

Король шагнул к двери.

— Шон! — позвала графиня.

Появилась Шон.

— Складывайте сундуки, приготовьте выезд и почтовых лошадей. Скорее, скорее, — сказала графиня.

— Почтовых лошадей? — в ужасе переспросила Шон. — Боже мой, что случилось?

— Случилось то, моя дорогая, что если мы не уедем как можно скорее, его величество засадит нас в Бастилию. А посему не будем терять времени. Живее, Шон, живее.

Такой упрек поразил Людовика XV в самое сердце; он вернулся к графине и взял ее за руку.

— Простите, графиня, я погорячился, — сказал он.

— В самом деле, государь, я удивляюсь, как это вы не пригрозили еще и виселицей.

— Ах, графиня!

— Разумеется. Воров ведь вешают?

— И что же?

— Разве я не похитила места госпожи де Граммон?

— Графиня!

— Еще бы! В этом и состоит мое преступление, государь.

— Ну, графиня, будьте же справедливы: вы меня вывели из себя.

— И что же дальше?

Король протянул ей руки.

— Мы оба были не правы. Давайте простим друг друга.

— Вы всерьез хотите примирения, государь?

— Слово чести.

— Ступай, Шон.

— Распоряжаться об отъезде не нужно? — спросила у сестры молодая женщина.

— Напротив, распорядись обо всем, как я велела.

— А!

И Шон вышла.

— Итак, вы мною дорожите? — обратилась графиня к королю.

— Больше всего в жизни.

— Подумайте над тем, что вы говорите, государь.

Король и в самом деле подумал, но отступить он не мог; во всяком случае, он хотел узнать, каковы будут требования победителя.

— Говорите, — сказал он.

— Сейчас. Но обратите внимание, государь! Я готова была уехать без единой просьбы.

— Я это видел.

— Но если я останусь, я кое о чем попрошу.

— О чем? Мне нужно знать о чем, только и всего.

— Ах, вы прекрасно это знаете.

— Нет.

— Судя по вашей гримасе, вы догадываетесь.

— Об отставке господина де Шуазеля?

— Вот именно.

— Это невозможно, графиня.

— Тогда — лошадей!

— Послушайте, строптивица…

— Подпишите либо приказ о заточении в Бастилию, либо об отставке министра.

— Можно придумать нечто среднее, — возразил король.

— Благодарю вас за такое великодушие, государь: если я правильно поняла, мне позволят уехать без помех.

— Графиня, вы женщина.

— К счастью, это так.

— И о политике рассуждаете воистину как своенравная, разгневанная женщина. У меня нет причины дать отставку господину де Шуазелю.

— Как же, он идол ваших парламентов, он поддерживает их бунт.

— В конце концов нельзя же без предлога…

— В предлоге нуждается только слабый.

— Графиня, господин де Шуазель — порядочный человек, а порядочные люди редки.

— Этот порядочный человек продает вас черным мантиям, которые поглощают все золото у вас в королевстве.

— Не будем преувеличивать, графиня.

— Не все, так половину.

— О Господи! — вскричал раздосадованный Людовик XV.

— В самом деле, — также возвысила голос графиня, — до чего я глупа! Какое мне дело до парламентов, до Шуазеля, до его правления? Какое мне дело до самого короля — ведь я у него не более чем крайнее средство?

— Вы опять за свое.

— Да, государь.

— Ну, графиня, дайте мне два часа на размышление.

— Даю вам десять минут, государь. Я пойду к себе в спальню, подсуньте мне под дверь ваш ответ: вот бумага, вот перо, вот чернила. Если через десять минут ответа не будет или он будет не таков, как мне надо, — прощайте, государь! Забудьте обо мне, я уеду. В противном случае…

— В противном случае?

— Дерните за веревочку, дверь откроется.

Дабы соблюсти приличия, Людовик XV поцеловал руку графине, а та, удаляясь, метнула ему, словно парфянскую стрелу, самую соблазнительную из своих улыбок.

Король не пытался ее удержать, и графиня заперлась в соседней комнате.

Через пять минут между шелковым шнуром, обрамлявшим дверь, и ворсом ковра протиснулся сложенный вчетверо листок бумаги.

Графиня жадно пробежала глазами содержание записки, поспешно нацарапала несколько слов, обращенных к г-ну де Ришелье, который прогуливался во дворике под навесом и томился ожиданием, опасаясь, как бы его не заметили.

Маршал развернул записку, прочел и, разбежавшись несмотря на свои семьдесят пять лет, помчался в большой двор, где ждала его карета.

— Кучер, — крикнул он, — в Версаль, во весь опор!

Вот что содержалось в бумажке, которая была брошена г-ну де Ришелье из окна:

«Я потрясла дерево, портфель упал».

79. КАК КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XV РАБОТАЛ СО СВОИМ МИНИСТРОМ

На другой день в Версале был изрядный переполох. Люди при встречах обменивались таинственными знаками и многозначительными рукопожатиями или, скрестив руки на груди и возведя очи горе, выражали тем свою скорбь и изумление.