Жонглёр с тиграми - [2]
Следующая работа привела меня ненадолго в Лагос[3]. Увы, недостаточно ненадолго. Лагос, как мне кажется — худший город мира. А мой клиент продавал грузовики и, чтобы продавать больше, затеял поставлять их без дверей кабины. Он полагал, что хорошо знает местный рынок и рассуждал так: шофёры все равно снимают дверцы, чтобы кабину лучше продувало, так почему бы не сделать машину немного дешевле?.. Конкуренты его тем не менее продавали машины с дверьми — и у них дела шли куда лучше. Я вскоре выяснил, почему. Оказалось, шофёры действительно снимают дверцы — и продают их в качестве стен для хижин в трущобах. В этом качестве дверцы, снабженные окном с подъемным стеклом, шли нарасхват.
Еще в одной африканской стране, Египте, мне попался самый длинный в мире рекламный щит. Он прославлял газированные напитки “Швеппс”, но оплатило его правительство, которое с помощью этого щита загородило местную нищету от взоров едущих из аэропорта или в аэропорт иностранцев. Компания, на которою я работал в Каире, была основана неким рок-музыкантом, который взялся писать рекламные песенки, потом снимать ролики, и наконец создал крупнейшее в столице Египта рекламное агентство. Сразу по моем прибытии он предупредил меня, что работать будет трудно, в частности потому что телефонных справочников не существует, а телефонная компания то и дело меняет номера абонентов, причем отказывается давать справки об изменениях. В некотором смысле это было генеральной репетицией перед Индией.
Ну, а первое предостережение свыше относительно самой Индии я получил в Гонконге. В самый разгар презентации рекламной кампании для пиццы меня вызвали из зала совещаний, и секретарша сообщила, что в вестибюле меня требует некий человек, утверждающий, что ему “совершенно необходимо” видеть меня. Я спустился, и навстречу мне метнулся толстенький индиец с восклицанием: “У вас глаза Иисуса!”. Оказалось, это странствующий свами[4]. Он утверждал, что небеса направили его ко мне, дабы сообщить, что мне суждено скончаться на восемьдесят восьмом году. Шел 1987 год, и я с интересом осведомился, что имеется в виду — что я должен скончаться в восемьдесят восьмом, или же когда мне стукнет восемьдесят восемь?.. Согласитесь, разница есть. Он не знал, хотя я уверен, что позолоти я ему ручку — вопрос решился бы ко взаимному удовольствию.
Как бы там ни было, но я ещё жив. Сам удивляюсь почему — после всего…
На родину этого пророка я попал только пять лет спустя, и за эти пять лет мы с моей авторучкой побывали в Японии, Китае, Корее, Малайзии, на Тайване и на Филиппинах, в Индонезии, Австралии и Новой Зеландии, а также в Атланте, штат Джорджия. Футуристический стерильный город, несущий благословение грядущей Олимпиады и проклятие акцента, который был бы у жевательной резинки, умей она говорить.
Не думайте, что я очертя голову сразу же согласился поселиться в Индии. Нет, сперва я провел рекогносцировку. Пусть и непреднамеренную. Я провел часов двадцать в Бомбее и примерно столько же в Дели из-за задержки авиарейсов, и в результате согласился подписать контракт на два года работы на субконтиненте. Согласитесь, не так много существует людей, которым довелось самим выписывать ордер на собственный арест. Ненамного больше и тех, которые умудрились согласиться работать в индийском рекламном агентстве. Во всяком случае, во время моего пребывания в Индии я был единственным.
Во время той задержки рейсов я умудрился не разглядеть, на что, собственно, похоже место, куда мне суждено было попасть. Да и был-то я там в феврале, когда жара всего слабее. Сказать правду, человек, уходивший с того поста, который я намеревался занять, по-хорошему предупреждал меня. “Вам не протянуть тут и месяца, — сказал, помнится, он. — Вы не понимаете Индию, а реклама тут делается совсем по-другому”. Насчет первого он оказался не прав — я протянул все два года. Но по второму пункту он был прав на все сто. Реклама в Индии действительно делается по-другому, как и почти все остальное. Пытаясь отговорить меня, тот добрый самаритянин пригласил меня на пятичасовой жидкий обед, за которым почти немедленно последовал шестичасовой жидкий ужин. Когда же я, с трудом борясь с опьянением, сумел встать и взять такси до аэропорта, сей достойный человек настоял, что поедет со мной. В дороге он постоянно переходил с пьяного смеха на пьяные слезы и продолжал уговаривать. В аэропорту он как-то сумел миновать контроль и последовал за мной в зал ожидания. А когда объявили вылет моего рейса, он взмолился: “Только никогда не возвращайтесь сюда! Иначе вы будете жалеть, что не послушали меня!..”
