Жмых - [57]

Шрифт
Интервал

— Те, с кем вы хотите договориться, поймали вашего соседа Аугусто Ламберти, связали его и засунули в мешок из-под кофе, а потом бросили на дорогу и пустили по нему стадо мулов.

— Святая Мадонна!.. Я ничего об этом не знала…

— Пока вы предавались скорби, много чего произошло.

— Тем более я должна поехать, чтобы не допустить ещё более тяжёлых последствий.

— Угу… — хмыкнув, скривил губы он, — только перед тем, как уехать, будьте любезны оставить распоряжение для казначея вашего банка — это на тот случай, если мятежники вас возьмут в заложницы и будут требовать выкуп… Ну, и в случае похорон, если уж совсем не повезёт…

— Заткнитесь, Гуга! — раздражённо отмахнулась я. — Ещё, не приведи бог, накаркаете!

— Беспечность, сударыня, — достоинство кретинов! — Отец Гуга отвесил церемонный поклон.

Его откровенно хамский выпад, против обыкновения, не вызвал в моей душе никакого отклика.

— Вы, как всегда, очень любезны, — сдержанно отозвалась я.

— А вы, как всегда, мудры и предусмотрительны, — ехидно проговорил он.

Его рука нырнула за пазуху. На мгновение меня ослепила алебастровая гладь шёлка и прижавшаяся к ней длинная чёрная стрела с золотой булавкой. Но уже через секунду мне в лицо уставилось круглое металлическое дуло. С ловкостью фокусника повертев пистолет на пальце, управляющий протянул его мне.

— Держите, донна Джованна. Мне будет спокойнее, если с вами будет папаша браунинг.

— У меня есть оружие.

— Тем, что у вас есть, разве что гиен пугать… Такой уважаемой сеньоре давно пора иметь что-то посолиднее… А вещь, которую я предлагаю, действительно, стоящая. Захватите её с собой на переговоры, и я даю гарантию, сеньора: в любом споре — ваш аргумент будет самым весомым.

Помедлив, я взяла пистолет — его непривычная лёгкость приятно удивила.

— Спасибо.

— И всё-таки я бы не стал рисковать на вашем месте. Бог с ней с плантацией, всё равно все деньги здесь, в банке. А там что — дом да земля… Земли в Бразилии много.

— Я уже приняла решение, и не будем больше об этом.

На лице Отца Гуги появилась сардоническая гримаса:

— Кажется, я понял, сеньора, — вам не терпится отправиться вслед за своим дружком. Грустно без него, да? Только незачем тащиться в такую даль — пистолет я вам подарил.

— Вы ошибаетесь, Гуга: я не горю желанием составить компанию Антонио, по меньшей мере, в ближайшие лет сорок. Даже не надейтесь на это!.. Я еду, чтобы защитить свою собственность. Я знаю, как это сделать.

— Бог в помощь, сударыня, — скептически усмехнулся он.

— Я вернусь, — с нажимом проговорила я.

Не переставая улыбаться, он вскинул руку, как во времена, когда изображал из себя священника, и перекрестил меня. А затем ушёл прочь.


…Откуда мне было знать, что вернуться домой я смогу только через полгода… Когда уезжала, казалось, на неделю — на две, не больше…

Несмотря на все ужасы, которых я понаслушалась от Гуги, не было никаких дурных предчувствий. Дорога умиротворяла будничным покоем: припекало жёлтое лоснящееся солнце, напоминавшее огромный кусок масла, растёкшийся по бледно-голубому подносу; перелетали с ветки на ветку безмятежно щебечущие дрозды; важно вышагивали на тонких ногах по тростниковой заводи цапли, высматривающие в мутной зеленоватой воде мелкую рыбёшку; покачивались на стройных стеблях нежно розовые, усеянные крошечными шоколадными крапинками, горделивые головки орхидей… — разве на этой благословенной земле может быть иначе? Единственной неприятностью была мошкара, плотным облаком облеплявшая меня всякий раз, как только я останавливала машину и делала небольшой привал… «Как только доберусь до фазенды, первым делом велю горничной приготовить ванну», — позёвывая от усталости, думала я и утешала себя тем, что ехать осталось совсем недолго… Вот и маленькая речушка, разделявшая наши с соседом владения. На берегу, шлёпая босыми ногами по гладким чёрным камням, крутились трое сорванцов лет пяти: заметив меня, они с криками бросились в апельсиновую рощу. Странно, обычно они, раскрыв рот, рассматривают мою машину, а самые смелые из них — бегут за ней до самой фазенды…

Увидев знакомые очертания холмов, я облегчённо вздохнула: всё, теперь до поместья — рукой подать. Обогнув их, я уверенно выехала на усыпанную гравием дорожку… и, опешив от представшей передо мной картины, едва не врезалась в сломанную, висящую на одной петле ограду.

От того, что некогда было моей фазендой, остался лишь фасад — высокая закопчённая стена, зияющая пустыми впадинами. Ни крыши, ни перегородок не было — всё обрушилось. Над развалинами царило угнетающее безмолвие.


…Пару минут провозившись с застёжкой ридикюля, которая упорно не желала подчиниться моим трясущимся пальцам, я извлекла прощальный подарочек Гуги и, озираясь, вышла из машины… Внутренний голос кричал, что нужно поскорее уезжать отсюда, но какая-то непостижимая сила неудержимо влекла к руинам.


…Обугленный ствол пальмы с поникшими, пожухлыми листьями… истоптанные лошадиными копытами газоны… истерзанные, вывороченные из земли кусты роз… разбитая мраморная статуя… И, наконец, пепелище — громадная адская воронка, превратившая прекрасный дом в груды золы и мусора… На грязных, покрытых сажевым налётом, ступенях чернело обгоревшее человеческое тело… Я заставила себя подойти ближе: среди вороха истлевших тряпок и запёкшейся плоти валялась горстка дешёвых медных побрякушек. «Чалис!» — невольно вскрикнула я, узнав браслеты своей служанки… Тошнотворно-сладковатый запах и назойливое жужжание мух заставили меня сделать ещё несколько шагов: за полуразрушенной колонной, широко раскинув руки, лежал ещё один мертвец — чернокожий садовник Дантре: какой-то мерзавец выстрелил ему прямо в лоб…


Рекомендуем почитать
Худышка

Ей двадцать два года, она студентка мединститута и убежденная анорексичка*. Родители-венгры назвали ее Жизель, вложив в это имя весь свой нонконформизм. Изнуренная занятиями, узнавшая страшную правду об отце, Жизель теряет последние тонкие нити, связывающие ее с реальным миром. Скудная почва чужой земли не дает необходимой пищи измученному сердцу. Сестра, четырнадцатилетняя Холли, и возлюбленный Сол делают все, чтобы удержать ее здесь, такую хрупкую… почти уже ставшую духом плоть.* Анорексия – полный или частичный отказ от приёма пищи.


Игpа Готфpида

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Застолье с барабашкой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всякая тварь

В сборник Алмата Малатова, известного читателям «Живого журнала» как Immoralist, вошли роман «Всякая тварь», рассказы «Orasul trecutului» и «Лолита: перезагрузка».


Остров Валаам (О.В.)

«Остров Валаам (ОВ)» – это посещение Валаамского монастыря на острове Валаам, пронзительно духовного места. Удивительная история монастыря, личные переживания, наблюдения за людьми, герою открывается новый мир, непохожий ни на что прежде. И вновь вместе с героем его дети.


Рыжий кот

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Долгая нота (От Острова и к Острову)

«Долгая нота» Даниэля Орлова — одновременно и семейная сага, и городской роман. Действие охватывает период от окончания войны до наших дней, рассказывая о судьбах русской женщины Татьяны и ее детей. Герои произведения — это современники нынешних сорокалетних и сверстники их родителей, проживающих свои вроде бы обыкновенные жизни как часть истории страны… Началом координат всех трех сюжетных линий романа стал Большой Соловецкий остров.


Ожидание Соломеи

Изящная, утонченная, изысканная повесть с небольшой налетом мистицизма, который только к месту. Качественная современная проза отечественной выделки. Фантастико-лирический оптимизм, мобильные западные формы романов, хрупкий мир и психологически неожиданная цепь событий сделали произведения Дмитрия Липскерова самым модным чтением последних лет.


Подробности мелких чувств

Галина Щербакова, как всегда, верна своей теме — она пишет о любви. Реальной или выдуманной — не так уж и важно. Главное — что она была или будет. В наше далеко не сентиментальное время именно чувства и умение пережить их до конца, до полной самоотдачи, являются неким залогом сохранности человеческой души. Галину Щербакову интересуют все нюансы переживаний своих героинь — будь то «воительница» и прирожденная авантюристка Лилия из нового романа «Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом» или просто плывущая по течению жизни, но каким то странным образом влияющая на судьбы всех мужчин, попадающихся на ее пути, Нора («Актриса и милиционер»)


Последний сон разума

Роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» как всегда ярок и необычен. Причудливая фантазия писателя делает знакомый и привычный мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом обличье, летать по воздуху или превратиться в дерево…Но сквозь все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочитывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу автора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жестокими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравственных уродов.