Жизнью смерть поправ - [10]

– Начнем с инжира? – И, не ожидая ответа, продолжил: – Давай руку, Женек. А ты, Виктор, за маму держись.

Долго они пробирались сквозь снующую взад и вперед толпу. На каждом шагу им попадались торговцы водой с огромными глиняными кувшинам и старенькими, во многих местах склепанными медными скобками пиалами, в которые они, вовсе не ополаскивая, наливали воду до краев все равно, что за пятак, что за гривенник. Но вот толпа сразу поредела, и Андрей с Марией и детьми оказался будто в другом царстве: разговоры неторопливые, движения полные достоинства. Во всем спокойствие и учтивость. Мария остановилась в нерешительности. Ей вдруг показалось, что тот рядок стариков аксакалов, молчаливо сидевших под карагачем, оказался здесь и умостился на цветных ковриках у высоких узких корзин и эмалированных ведер с аккуратно уложенным в них инжиром, очень похожим на пухленькие румяные беляшики. Только один из продавцов был чернобород, но он-то особенно и поразил Марию сходством с главарем банды, которого однажды Андрей приконвоировал на заставу: такая же цветная шелковая чалма, такие же тщательно выбритые усы и половина подбородка, отчего борода походила на черный кокошник, надетый на лицо снизу, такой же орлиный нос и презрительный взгляд – все было так похоже, что она основательно испугалась и попросила мужа:

– Уйдем, Андрюша, отсюда.

Он, посмотрев на нее удивленно, спросил:

– Что с тобой? – Осмотрел продавцов инжира и, поняв ее, ответил на свой вопрос: – Нельзя, Мария, путать добро и зло. Ты посмотри только, как они торгуют. Священнодействуют!

И в самом деле, те, к кому подходили покупатели, бережно брали виноградные листья, простеленные между слоями инжира, и так же бережно и аккуратно укладывали на них сочные плоды, потом, приложив правую руку к сердцу, левой подавали покупку. А покупатель принимал инжир двумя руками, как хрупкую драгоценность, благодарил хозяина и, отойдя чуть-чуть в сторонку, присаживался на корточки и неторопливо, с благоговением, отправлял в рот одну инжирину за другой с приличными паузами. Окончив трапезу, сначала старательно вытирал руки виноградным листом, затем ладонью обтирал губы, затем молитвенно проводил ладонями по щекам и бороде, восхваляя Аллаха, и только после этого поднимался и смешивался с бурливой толпой.

Появление пограничника с семьей в инжирном ряду на какое-то время внесло замешательство в привычный ритм торговли, она приостановилась. Аксакалы приветливо закивали, а чернобородый показал рукой на старика с окладистой белой бородой и, коверкая русские слова, сообщил, что у того аксакала самый лучший инжир. Андрей, прекрасно знавший и узбекский и киргизский языки, поблагодарил чернобородого, а аксакалы, услышав, что русский говорит на их родном языке, еще приветливей закивали и наперебой принялись хвалить красоту его жены и пригожесть сыновей. Мария, тоже немного понимавшая узбекский, покраснела от смущения и удовольствия.

– Вот видишь, я же говорил: нельзя путать, – негромко сказал Андрей и, подойдя к аксакалу с лучшим инжиром, попросил четыре десятка.

Детям инжир очень понравился. Они жевали старательно и долго, улыбаясь от удовольствия, а когда у Жени виноградный лист опустел, он попросил:

– Пап, мне еще.

– И мне, – поддержал брата Виктор.

– Нет, дети. Мне не жалко, но другого тогда не попробуем. Давайте всего понемногу. А еще купим целую корзину на дорогу. Договорились?

Такой расклад Вите с Женей не очень понравился. Они думали, что ничего вкуснее этих небольших сладких ягод нет, но что поделаешь, когда просит отец? Дети нестройно ответили согласием, сами же не отрывали глаз от корзин и ведер с инжиром.

– Ну, мальцы, не вешать носа! То ли еще попробуете, – весело сказал Андрей и, взяв обеих сыновей за руки, повел через толпу в дальний угол базара, где продавали кувшины, плетеные корзины, самодельные бумажные мешочки для фруктов и ремонтировали битую фарфоровую и фаянсовую посуду.

Купили, выбирая сообща, одну большую корзину и три поменьше. Каждому по силе, и – к противоположной стороне от входных ворот. Там, почти вплотную к дувалу, рядок мангалов источал аромат жареного мяса, маринованного в сухом вине. Шашлычники самозабвенно гоняли воздух над тлеющим саксаулом фанерными флажками и призывали покупателей к трапезе. Увидев пограничника с семьей, некоторые из них заговорили на русском:

– Подходи, пальчики проглотишь! Так вкусно…

И в самом деле, вкусно, только шашлык не вызвал у детей особых эмоций: он мало чем отличался от жареного мяса яков, только обжигал перцем. От вторых шампурин Виктор и Женя отказались, и Андрей повел их к «самой-самой вкуснотище». Она была в десятке шагов от шашлычного ряда. Пара тандыров, между которыми на небольшой сколоченной из толстых досок возвышенности стоял огромный чугунный казан. Они подошли к казану в тот момент, когда его владелец начал колдовать над новой порцией нишаллы.

– Вам повезло, сынки. Узнаете, как вкуснотища готовится. Русские называют ее мешалдой.

– Мешает она кому-то, да?

– Нет, ее мешают.

Продавец нишаллы, польщенный вниманием (Андрей рассказал ему по-узбекски, что детям интересно посмотреть на приготовления нишаллы), пояснял на довольно сносном русском каждое свое действие: ловко расколол яйца в отвар солодового корня и вылил только белок, затем бухнул в казан несколько килограммов сахара и принялся сбивать туго связанным пучком урюковых палочек, выполнявших роль венчика. Не вдруг, но смесь в котле начала пениться и становиться белее снега. И лишь когда огромный казан до отказа наполнился белой пеной, пригласил детей, у которых уже потекли слюнки: