Жизнеописание Льва - [42]

Я сидела в скверике довольно долго, не спеша отпивая коньяк; в рюкзаке нашлась мятая шоколадка. Неустанно сеющийся дождь не мешал — скорее наоборот, он охлаждал мысли, которые я никак не могла привести в порядок, и гасил ненужный энтузиазм, сопутствующий опьянению. Сквер темнел; в чернеющей листве окрестных улиц зажглись фонари. Время от времени по дорожкам, таща угловатые футляры, деловито проскальзывали консерваторцы и бесшумными тенями проплывали жители окрестных домов, ведомые своими питомцами. Мне не хотелось домой — близилась ночь, а с ней мучительное вслушивание в жизнь над головой, не желающую ни знать тебя, ни принимать в расчет твое существование.

Помню точно: уже в конце сентября я жаловалась на работе на шум (хотя это еще было вне меня: предлагаемые обстоятельства, тема для разговора). Мне хотелось привлечь на свою сторону хотя бы формальное сочувствие.

Все телеканалы и мелкие службы, работающие для них, вроде моей студии дубляжа, полны оживленной, хотя и несколько поверхностной жизни. Легкость в общении и чувство юмора здесь высоко ценятся. Поэтому такие, как я — нелюдимые одиночки — не всегда удачно вписываются в подобные коллективы. Раньше у меня получалось неплохо справляться со своей инаковостью, сохранять баланс, даже позволяющий перекидываться с коллегами парой-тройкой ничего не значащих реплик. Но теперь, ослабленная урывочным и неполноценным сном, я с трудом выносила суетливое бурление вокруг. Мне стало казаться, что оно имеет своей целью уязвить меня, отторгнуть. Жизнь шла обычным чередом, но для меня атмосфера на работе стала подобна смогу или ядовитому дыму пожара. Он стоял в комнате, вызывая у меня удушье.

Чем больше времени проходило с момента нашей встречи со Львом, тем сильнее я жалела, что отказалась выпить с ним чаю. Папа тоже считал, что мне стоило быть снисходительнее, несмотря на его предательство. В конце концов, мы знали Льва как порядочного человека, и если он совершил такой неожиданно гадкий поступок, возможно, на то существовали какие-то серьезные причины.

Я стала ловить себя на том, что в свободное время прокладываю свои маршруты вблизи от сквера с Низами и дома в Газетном. Один раз я вижу издалека Льва — он кормит голубей, которые, шумно хлопая крыльями, слетаются к нему с разных сторон. Приглядевшись, я замечаю также в стороне от голубиного слета несколько худых и грязных кошек, которые, давясь, торопливо поедают что-то из пластиковых тарелок. Несмотря на то что к этому времени я уже твердо решила примириться со Львом, увидев его, я поспешно ухожу. По стечению обстоятельств, в эти дни мы дублировали передачи о людях с патологической страстью к накопительству. Я вспоминаю, как выглядят квартиры этих людей, и поэтому не решаюсь окликнуть Льва: войти в такую квартиру я не смогу.

Меня по-прежнему занимал вопрос, кто живет надо мной и что эти люди делают по ночам. Не знаю, как бы это знание облегчило мою жизнь, но это лучше, чем неопределенность. Я подглядывала в глазок, когда слышала, что наверху хлопает дверь. Так я выяснила, что кроме девахи с соломенными волосами и ее матери там есть еще какое-то существо. Я не сразу определила пол — не смогла разглядеть через искажающую оптику глазка. Сейчас мне это кажется значимым.

Выяснилось, что у них две собаки, одна — огромная. Вот откуда шум, подумала я. Собаки. Может быть, они обижают большую — поэтому шум? Несколько дней я следила за их квартирой еще пристальнее. Однажды на лестнице большая псина остановилась. Деваха потянула ее за поводок (второе существо молча ждало). Собака упрямо не двигалась. «А вкусняшку?» — спросила деваха. У нее оказался мелодичный и нежный голос с немного детскими интонациями. Забавно, что после этой фразы собака двинулась дальше. Я улыбнулась с облегчением. Они явно любили своих собак, следовательно, не могли быть плохими людьми. Это примирило меня с ночным шумом, наверное, на пару недель. Когда сверху раздавался грохот, я успокоительно думала: это собаки, наверное, прыгают по квартире, играют, роняют вещи. Собакам можно, я потерплю.

Субботним октябрьским днем, когда неожиданно потеплело и раньше времени выпавший снег растаял, я решаюсь навестить Льва.

Дверь мне открывает Петр, он смотрит непонимающе, но я напоминаю ему о себе. У Петра заспанный вид, несмотря на то что уже три часа дня. Его прозрачные щеки покрыты серой щетиной. Он говорит, что Льва нет дома, и его голос оказывается неожиданно высоким, почти женским.

Тем не менее я почему-то прохожу в квартиру — может быть, чтобы дождаться Льва?

Там неожиданно чисто, в коридоре стеллажи с книгами тянутся вдоль стены и уходят под потолок. По скрипучему темному паркету прохожу на кухню; по пути миную комнату, мельком заглядываю в нее: тоже книжные стеллажи, картины и массивный письменный стол с лампой под абажуром тяжелого зеленого стекла.

На кухне хозяйничает Петр — очевидно, это он наводит здесь порядок.

Он оборачивается ненадолго от плиты и кивает: да, он. «А Льва не смогли приучить?» — спрашиваю я. «Нет, — отвечает Петр, — дома Лев опрятен, просто носит на улицу специальную одежду, которую не позволяет стирать. В последнее время, правда, начал и дома ее носить. Мы из-за этого ссоримся».