Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим - [91]

Осенью 73-го года я по приглашению Лионса был в Париже. Я предложил Лионсу стать генеральным секретарем Международного союза. Сказал, что он получит всемерную поддержку Советского Союза, и обратил его внимание на то, что влиятельный член Исполкома вице-президент Картан может стать на его сторону, если он поговорит с ним.

В это время Лионс был недавно избранным членом Французской Академии, а Картан как раз старался стать её членом. Можно было в переговорах использовать это обстоятельство. Лионс согласился на моё предложение. Как позже Чандрасекхаран рассказал мне со слов Картана, Лионс пришёл к Картану и сказал ему: «Понтрягин был в Париже и предложил мне стать генеральным секретарем союза. Давайте действовать вместе, и не хорошо, если у французов будет раскол». Тот согласился. Это мероприятие мне удалось осуществить. Следует заметить, что Лионс всегда доброжелательно относился к советским математикам и сам является выдающимся учёным.

В начале лета 74-го года на собрании Исполкома в Париже официально я уже вошёл в список членов будущего Исполкома, предлагаемых действующим Исполкомом. На пост президента вместо Джекобсона предлагался выдающийся американский математик Монтгомери, которого, конечно, я поддержал. На пост генерального секретаря — Лионс.

Новый состав Исполкома был единодушно одобрен действующим, а позже все были избраны на Ассамблее в Ванкувере в 74-м году перед конгрессом.

После того как Лионс стал генеральным секретарём, все собрания Исполкома происходили в Париже, в удобном для него месте. Исключение составил только 77-й год. Я просил устроить эту встречу в Англии, так как решил ещё раз побывать там. Эта просьба была удовлетворена, и вице-президент Международного союза Касселс, англичанин, организовал её в Кембридже, куда мы с женой и Жижченко поехали. Серьёзных вопросов, насколько помню, там не обсуждалось. Произошло одно обстоятельство, которого я не заметил, а заметила жена. На каком-то многолюдном приёме Кембриджского университета, на который были приглашены все члены Исполкома, наша делегация была помещена отдельно от всех членов Исполкома. Нас посадили в конце стола. Рядом с нами был только профессор Касселс, который вёл себя в высшей степени любезно. Александра Игнатьевна восприняла это как недружественный жест со стороны устроителя приёма. Это был уже 77-й год! Разгул антисоветизма достигал своего апогея.

Ещё за год до этого Салфордский университет, находящийся в Англии близ Манчестера, сообщил мне, что желает дать мне почётную степень доктора университета в связи с моими прикладными работами по математике. Там была точно фиксированная дата, в которую ежегодно вручались докторские дипломы в торжественной обстановке. Они хотели, чтобы я приехал к этой дате. В том году мы уже вообще не хотели никуда больше ехать, а ехать к определённому времени мне вообще было неудобно. Я сказал, что не могу приехать по состоянию здоровья. Так оно, впрочем, и было: я чувствовал себя утомлённым.

Узнав, что я буду в Англии в 77-м году в Кембридже, руководители Салфордского университета решили устроить для меня исключение и вручить мне диплом в торжественной обстановке после моего пребывания в Кембридже, нарушая свои традиции, за что я весьма признателен профессору Портеру. К весьма скромной кембриджской гостинице, в которой мы все трое жили, был подан роскошный автомобиль, который должен был нас везти из Кембриджа в Манчестер. На персонал гостиницы этот автомобиль произвёл большое впечатление и они провожали нас очень торжественно.

В Манчестере мы были приняты в высшей степени тепло. Нас поместили в отличный отель с прекрасным рестораном, где мы имели открытый счёт, т.е. могли брать всё что угодно, записывая это в счёт номера, который был предоставлен нам, естественно, бесплатно. Как раз в это время в Англии отмечался 25-летний юбилей королевы Елизаветы II, и жена следила за всеми церемониями по телевизору, находившемуся в нашем номере. Это было очень интересно и ей и мне.

В Лондоне из-за юбилея была такая страшная сутолока, что невозможно было, в частности, купить хлеба. Мы ходили по многим магазинам, но хлеба там не оказалось.

Манчестер произвёл на нас тяжёлое впечатление. Много домов стояло с надписями: «Продаётся», «Сдаётся в наём». Они пустовали и, кроме того, находились в запущенном состоянии. На жену отвратительное впечатление произвели выставленные в одном книжном магазине фотографические картинки, на которых был изображён патологический сексуальный акт в разных видах. Такая открытая демонстрация сексуальной патологии и вообще обилие секса ужаснуло нас.

Вручение докторского диплома мне в Салфордском университете производилось с большим торжеством. Молодой человек нёс впереди процессии тяжеленный жезл. Профессор университета Б. Портер произнёс по моему адресу чрезвычайно похвальную речь, которую я с его согласия решил опубликовать в год моего 70-летнего юбилея в журнале «Успехи математических наук»[54]. Я получил диплом, подписанный ректором университета герцогом Эдинбургским, супругом королевы. Однако мне не подарили мантии, как это было принято раньше, а только накидку и шапочку. Портер обещал мне раньше, что мантия будет подарена. Но оказалось, что университет находится в таких трудных материальных условиях, что не может позволить себе роскошь потратиться на мантию. Так я и вернулся в Москву без мантии, но с большим количеством прекрасных цветных фотографий, которые сделали во время вручения диплома.