Жизнеописание Хорька - [41]

В какой-то момент Хорек вырубился и, когда очнулся, обнаружил, что в уголке сидит колдун и что-то нашептывает одной из девах, причем та откровенно зевает и все спрашивает: «А деньги-то, деньги тебе большие платят?»

– А то как, зачем бы я пошел, только, знаешь, деньги эти мои заговоренные, их стянуть нельзя, гляди, – он вытащил из-за пазухи мешочек и тайком ото всех показал ей его содержимое.

– Ого! – деваха проявила наконец интерес.

Хорек заметил, что и чмо в ту же секунду бросил острый взгляд на мешочек, но быстро отвернулся и привалился к сержантику и вроде как захрапел. Сержантик же «окучивал» другую подружку: расстелив на коленях альбом со своими фотками, что-то пояснял ей, одной рукой пытаясь обнять и привлечь к себе. Деваха, разумеется, руку его сталкивала, но в альбом глядела, растопырив глаза, – все ей там явно нравилось. Основная часть компании – собственно, со всего вагона понабежавшая – к тому времени уже рассосалась. Хорек опять задремал и очнулся, когда сержантик настойчиво затеребил его за плечо. Старичка чмо уже не было, верно где-то сошел; не было и жеманных девах, только полусонный и недовольный чем-то колдун таращил набухшие глаза из своего уголка.

– Давай, давай, Даня, очнись, выпьем по последней, мне ж сходить скоро. – Сержантик едва держался на ногах, но был так же добродушен и счастлив, как накануне попойки. – Давай-давай, этот паук нам не товарищ, ему надо энергию копить, вишь ты, – сержантик щелкнул пальцами перед носом колдуна. – Что буркалы выставил? Не дала? Ой, – он прыснул в кулак. – Даня, он тут Ленку кадрил-кадрил, а та, как сходить, так его костерила – допек, значит. Ну ничо, не печалься, накопишь энергии – устанет левая, помоги правой, верно?

Обиженный колдун отвернулся к стенке, притворился спящим, а сержантик, вмиг о нем позабыв, опять принялся за Хорька:

– Давай-давай, в пятом вагоне есть еще водочка, я счас, мигом сбегаю, через полчаса моя Глубинка, мне сходить. Возьмешь на грудь? – он полез в карман, потом в другой, потом принялся шарить в чемоданчике. – Хрен знает, где они, не могли же три тысячи пропить, – лицо его стало озабоченным и каким-то виноватым. – Мне, понимаешь, братан прислал, чтоб домой въехать как полагается, а тут, похоже, стянули.

– Ты б больше размахивал ими, – буркнул Хорек, – ищи лучше, сунул куда.

Но и повторные поиски ничего не дали.

– Слушай, слушай, – озаренный идеей, сержантик накинулся на колдуна, – ты-то не видал чего?

– Не-е, – с неохотцей отвечал тот и закрыл глаза.

– Постой! А дедка где? Ну, чмо в шляпе. Ему ж до Архангельска ехать, как он говорил, а?

– Сошел в Пустом Бору, – отозвался из угла колдун.

– Во! Я так и чуял! Я это бичевье на дух не перевариваю. Он небось и стянул. Ну и че теперь делать? Как же мне домой-то? – парень заметно погрустнел и протрезвел даже.

– Эх ты, горе-горе, – Хорек вдруг решился. Залез наверх на полку, вытянул из-под какого-то спящего свой ватник, достал из внутреннего кармана завернутую в тряпочку пачку. – На, – протянул сержанту, – бери.

– Ты че, спятил?

– А что мне их, солить, в лесу не надо, а встретимся – отдашь.

– Даня, ты правда? – сержантик вмиг повеселел. – Ты знаешь, я ж приду и сразу на лесовоз, мне эти деньги что вода. Слушай, а может, махнем вместе, а? У нас знаешь, какая охота, я тебя с егерем сведу, он мне крестный, ну?

– Не, ты бери так.

– Слушай, Даня, я всерьез, давай со мной!

Но Хорек только мотнул головой. Поезд стал сбавлять ход, и сержантик засуетился, прибрал нехитрые свои шмотки, чиркнул адресок на бумажке, записал Хорьков, клятвенно пообещав через месяц-другой переслать. Потом полез обниматься и все звал с собой: «Глубинка, Глубинка, а не глубинка. Вальку Шорникова спросишь, любой тебя приведет. Приедешь, а, кент? Нет, ты гляди – не приедешь, я сам тебя разыщу, и тогда – каюк тебе. А я приеду – жди. Девахи-то старгородские, у меня их адресок, я обязательно прилечу – вот увидишь! Ну, давай краба и не горюй, значит – ты из леса выйдешь, а я тут как тут, заметано, да?»

– Заметано-заметано, – Хорек не знал, как от него отделаться.

Наконец шумливый сержантик исчез в проходе, но стоял еще под окошком, молотил по нему кулаком, кричал до тех пор, пока поезд не тронулся.

– А деньги у него старичок снял, я сам видел, – сказал вдруг из угла колдун.

– А ты, сука, не боишься, что я тебя сейчас подрежу? – спросил вдруг с блатной интонацией Хорек.

– Не-а, я людей знаю, если деньги отдал, значит, тоже навроде этого сержантика, из блаженных, – денежки, они потом не для того зарабатываются, чтоб враз их спускать, – видно было, что «колдун» напуган, но и промолчать не мог, и Хорек подивился его характеру.

– Ну, вонючка, козел ты недоделанный, тебя ж раздавить – что муху хлопнуть, ну да живи, копи свои денежки.

Он завалился на койку, отвернулся к стенке, но не засыпал, хотя был здорово-таки пьян, в первый, пожалуй, раз так по-настоящему, и, слушая, как колдун-прыщатик что-то бубнит под нос, ощутил вдруг прилив такого счастья, такой легкости – наконец-то он избавился от этих денег и снова был чист и невинен, как в раннем-раннем детстве.