Жизнеописание блохи - [40]

У блохи не получится описать ту необузданную страсть, которая захватила Джулию в финальном оргазме. Вообще оргия этой распутной ночи не поддается моим писательским возможностям.

Оргия продолжалась. Климент, едва отдышавшись, в простых выражениях объявил Белле, что теперь настала ее очередь, и приступил к делу. Он как мог растягивал удовольствие, четверть часа вонзая свой член по самые волоски. Наконец природа сжалилась и извержение хлынуло в Беллу.

Обе истекающие пизды красавиц Климент аккуратно протер батистовым платочком. А потом член его восстал мощно и невозмутимо, потому что Белла и Джулия взяли его в свои нежные ручки. Девушки тянули член в разные стороны, он становился все больше и все краснее и не на шутку угрожал прелестницам.

Белла прибегла к своему любимому способу ублажать Климента: взяв обжигающую головку в рот, она стала ласкать отверстие язычком. Климент в ответ проник как можно глубже.

Священник ласкал, гладил округлые попки двух обнаженных девушек, засовывал пальцы в задние проходы, поворачивал так и сяк, приникал губами то к одной, то к другой горячей пизде.

Затем Джулия, поддавшись на уговоры Беллы и Климента, взяла в рот головку, протолкнула ее поглубже, лаская и возбуждая член. Струя семени, выплеснувшая из мощного орудия, была так обильна, что девушка чуть не захлебнулась.

Наступила короткая передышка, после которой Климент, любуясь двумя очаровательными и аппетитными девушками, вновь был готов к бою.

Он впихивал член то в одну, то в другую, усадив их напротив друг друга. Потом сменил тактику: одну усадил к себе на член, другую — ближе, и пока одна опускалась на пламенное орудие Климента, он сосал пизду другой. Плодоносная жидкость вновь и вновь вливалась в красавиц, сплетались волосы на лобках, и только с рассветом этот отвратительный разврат закончился.

В другой части дома, в комнате господина Вербука, в это время происходило совсем иное, и когда Амвросий через три дня вернулся из своей очередной поездки, он нашел приятеля и сообщника на смертном одре. Оборвалась жизнь этого странного и эксцентричного человека.

Вдова после его кончины стала проявлять признаки помешательства. Она и ранее не отличалась умом, а сейчас постоянно требовала к себе «святого отца», а когда почтенный и уважаемый приходил, благородная дама говорила, что ей нужен «священник с большим орудием». Ее слова и поведение пугали всех, и в результате она была насильно отправлена в психиатрическую лечебницу, но и там мысли об «огромном хуе» не покидали ее.

Таким образом, Белла оказалась без покровителей и по просьбе своего духовника согласилась пойти в монахини.

Мы помним, что Джулия потеряла отца, и потому попросила мать позволить ей разделить участь своей подруги. Мать радостно согласилась, и вскоре церковь приняла в свое лоно обеих девушек. Как только период послушничества закончился, Джулия и Белла дали обет и приняли постриг. Впрочем, я не вправе судить об искренности обета целомудрия, я всего лишь блоха.

После церемонии они нанесли визит в семинарию, где их ждали пятнадцать священников. Эти нечестивцы просто бесились в предвкушении бесподобного угощения и накинулись на девушек один за другим. Новоиспеченные монашки едва успели скинуть с себя одежду.

Всеми невероятными способами приняла в себя Белла более двадцати огненных потоков. Джулия не отстала от нее и в результате от грубости любовников и от изнеможения потеряла сознание.

Все созванное братство от души попировало и оказало достойный прием новообретенным сестрам. Никто не опасался постороннего вторжения, дверь была заперта.

Амвросий и Климент тоже были там. Огромный член Климента наводил на всех панику, а Амвросий всерьез боялся, что собратья будут злы на него: слишком уж долго, хотя и тщетно, он старался сохранить Беллу для себя.

Не отстал от всех и настоятель. В несказанно отвратительном порыве страсти он вылил свою липкую жидкость во внутренности Джулии. Ей пришлось смириться с суровым и неистовым нападением, ведь она, недавно дефлорированная, являлась поистине изысканным угощением.

Каждый из участников этой ужасной сцены старался внести свою ленту сладострастия: совокуплявшиеся тяжело дышали, кончавшие кричали, наблюдавшие делились впечатлениями, мебель скрипела и тряслась. И все большее и большее отвращение вызывал во мне этот несдерживаемый разгул священников. Мысль эта меня угнетала.

В конце концов размах оргии опротивел мне до того, что я сбежала. И смогла остановиться только тогда, когда несколько миль отделили меня от участников этого мерзкого спектакля. О том, что бы вернуться к Белле или Джулии, не могло быть и речи.

Позже я узнала, что для всех обитателей семинарии они стали привычными объектами удовлетворения похоти. И все то юное очарование, которым я не переставала восхищаться, исчезло, раздавленное мощным сексуальным удовольствием.

Ну что ж, мемуары мои заканчиваются. Я сдержала обещание и выполнила долг. Я свободна в выборе своих пастбищ, жаль только, что не в силах читать мораль. Я устала от всех тех, о ком только что рассказала вам, и потому поступила, как поступают многие. Как я уже говорила читателю в начале повести, даже не будучи блохами, они все равно сосут кровь.