Жизнь за грезы, или Околдованная женщина - [96]

— Да-а-а, — протянул Вадим. — Ты, мой друг Но-гун-ен, принес это историческое сообщение именно в ту самую минуту, когда я заканчивал свой многолетний труд об этом космическом полете моего отца Германа и его друга Павла. Спасибо тебе. Ты настоящий друг!... Ты все делаешь вовремя...

* * *

Вадим достал из своего нагрудного кармана маленькую икону Божией Матери и долго рассматривал, поворачивая ее всеми сторонами. Дабы не упустить ни одной, даже самой маленькой детали. Долго, очень долго рассматривал он Икону. Да что там рассматривал? Он изучал ее. Изучал и благодарил за все то хорошее, что принесла она ему в течение всего периода путешествия. Сопоставляя все происходившее с ним в течение этих долгих лет, Вадим вспоминал все, что происходило с ним. И только благодаря тому, что он всегда хранил этот Образ у самого своего сердца, он выходил победителем из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Вадим поставил Икону на стол, встал перед нею на колени и склонил свое чело перед Иконой до самого пола. «Земной поклон тебе, Матерь Божия, — взмолился Вадим, — и самый низкий земной поклон за все то, что ты сделала для моего спасения».

Потом встал с колен, взял Икону и положил ее опять туда же в карман, к самому сердцу. Чтобы Матерь Божия всегда слышала биение его сердца до самой последней минуты его жизни.

Вышел во двор, нашел столярные инструменты, оставленные радивым и заботливым хозяином, осмотрел их и про себя сказал: «Вот с помощью этих инструментов я своими руками изготовлю Киот, соберу маленькую коллекцию икон и буду молиться за то, что я живу и мыслю».

Выбрал из лежащих здесь же, во дворе нужные дощечки красного дерева и, не теряя зря времени, приступил к работе.

А при очередном посещении его представителями Посольства Северной страны попросил их доставить ему нужное количество Православных Икон, которые он хотел поместить в этом сооружаемом им же Киоте.

Работа спорилась. Дорогое дерево превращалось в самое настоящее произведение искусства.

Вадим попросил Но-гун-ена, при случае, если он где-нибудь в походах увидит Православную Икону, то обязательно попытался бы приобрести ее. Очень скоро заказ Вадима выполнили представители Посольства его страны и привезли ему заказанные Иконы. Это была радость старца, которую нельзя ни пером описать, ни в сказке рассказать. Эту радость нельзя было ни с чем сравнить. Ведь у Вадима не было близких родных: отец погиб в катастрофе, мать — умерла в одиночестве от старости и болезни. Других близких родственников он не знал. И теперь на склоне своих лет он все свое время отдавал науке и Господу Богу. Другого у него не было. Вот и решил Вадим устроить у себя дома уголок Православия в далекой неправославной стране. Построить Православный храм у Вадима не было средств. А устроить в квартире Православный уголок он мог. Этим и занялся Вадим.

Но-гун-ен помогал Вадиму в его многотрудном и во многом непонятном ему деле. Он делал все, что поручал ему Вадим, и делал так, как он ему говорил. Он был добросовестным и понятливым помощником.

Вадим говорил, что надо сделать Киот без единого гвоздика. Они должны были применять разного рода клеи и деревянные нагели для скрепления отдельных деталей между собою. Оба мастера старались, и у них дело спорилось. Они не теряли зря время, а отдавали его делу — благому делу, делу, которое будет служить не только им самим, но и другим людям. Поэтому надо было все выполнить так, чтобы эта работа ласкала взоры многих людей на много лет вперед. Надо было сделать так, чтобы люди оценили этот труд даже через многие десятилетия после того, как уйдут в мир иной мастера, сотворившие чудо. Именно чудо! Их Киот, по существу, превратился в маленький Иконостас, так как он, хоть и не отделял какое-то помещение типа алтаря от общего помещения, но он занимал целую стену комнаты и был разукрашен Иконами и резными изделиями красного дерева с позолотою. Это было настоящее произведение искусства. Делали его не именитые мастера своего дела, — делали его люди с душою и вкладывали в это дело не только старания, но и частичку своего сердца, частичку своей души. Работали долго. Ушли годы непрерывного и, прямо скажем, изнурительного труда. И когда работа была закончена и Вадим с Но-гун-еном посмотрели на свое творение — они удивились сами тому, что они сотворили. Все блистало, и все сияло тысячами разноцветных отблесков. А зажженные лампадки и свечи мягким светом озаряли дорогие Иконы и красно-золотистые изделия из дерева. Все как-то само собою сочеталось в одно целое, и изыми какую-нибудь одну деталь или икону — все это целое рушилось и уже не могло существовать как одно целое произведение.

При очередном посещении представителей Посольства Вадим показал им свое произведение и попросил, чтобы приехал православный священник и освятил изделие и благословил, с позволения Господа Бога, на дальнейшие молитвы перед ним.

* * *

Она уходила на утес и не оставляла записку об этом. Она уходила в одиночество. Она уходила в мечту, в грезы. Об этом она не хотела никого извещать. Это была ее тайна, которую она хранила в своем сердце. Она была счастлива в эти минуты одиночества, поглощенная воспоминаниями о далеком прошлом, мечтами о самом дорогом, оставшемся в той далекой стране; там, где она была безгранично счастлива... Рахима она безмерно уважала, привязалась к нему, а когда родился сын — его сын, у Джины появилась любовь — к отцу своего сына... Но полюбить Рахима так горячо и страстно, как она любила, — в той далекой и тоже приморской стране — Джина не смогла, хотя, по ее собственному признанию, он был достоин такой чистой любви и привязанности, которая должна быть между любящими друг друга супругами.