Жизнь: вид сбоку - [49]

Муся и Славик… Славик и Муся… Если бы не они… Возможно, я бы сидел в тюрьме, или в Совете Федерации, или на собственном острове в окружении знойных красоток, или по уши в дерьме. В любом случае это был бы не я, а совсем другой человек. Муся и Славик, они любили меня бесконечно, а друг друга они любили так, что за всю свою жизнь я не встретил подобной любви. У них были фонтаны, водопады, океаны любви. Я подставлял их потокам свое детское тельце, я впитывал бархатную водичку любви и понимания, я пил ее и полоскал в ней свою трепетавшую от первых столкновений с реальностью душонку. Я утолял жажду и делал запасы. Мне тех запасов до сих пор хватает! Славик и Муся – источник вечного наслаждения и уверенности в том, что все будет хорошо.

Славик умер в 2007 году от рака легких у меня на руках. Пока его не похоронили, целых три нескончаемых дня я не мог дышать – натурально, физически не мог дышать. И вроде воздух вокруг был, и попадал он мне в нос и рот, но в легкие не шел – исчезал по пути. Не стало Славика – и воздуха не стало. А бабушка Муся умерла год назад, в 90 лет, от старости. Это было уже легче, очень тяжело, но легче. Человек ко всему привыкает, даже к отсутствию воздуха.

Мне бы роман написать об удивительной, огромной, сложной и счастливой жизни Муси и Славика! Их жизнь достойна не то что романа – саги в трех увесистых томах. Трех саг. Долги мои перед ними невозможно оплатить всей художественной литературой на свете. Но я, как и большинство современных людей, – безответственный заемщик. Я делаю новые долги, забывая оплатить старые. Когда-нибудь это кончится глобальным кризисом, вселенской катастрофой. Пирамида рухнет, и с нас спросят… Ответить нам будет нечего.

* * *

Муся и Славик родились в год смерти Ленина. Сейчас мне кажется это очень логичным. Насквозь советских или антисоветских людей ничего не должно было связывать со старой Россией. А Ленин все-таки – переходное звено: его отец дворянство получил от царя, да и с матушкой, по слухам, не все чисто в этом плане. Дедушка Слава происходил из старинной семьи потомственных купцов-старообрядцев. Его отец, мой прадед Никанор, был видным нэпманом и периодически посиживал в лагерях (недолго, потому что откупался). Умер он глубоким стариком за прилавком своей керосиновой лавки. Представляете, умер в 1977 году, и всю жизнь занимался частным бизнесом! Оказывается, и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе существовал частный бизнес. Хиленький, слабенький, в виде кооперативов и патентов на отдельные виды деятельности, но существовал. Для меня это явилось открытием. Прадед Никанор не мог работать на молодое Советское государство – ненавидел большевиков всем своим могучим старообрядческим сердцем, считал их порождением дьявола. Строгие религиозные убеждения заставили его отмежеваться от сатанинской, по его мнению, системы и вести автономное существование, претерпевая недолгие муки в гулаговском аду по гуманным, в плане сроков, экономическим статьям. Его последняя, на год, посадка случилась уже при Хрущеве в 1959 году, когда ему перевалило за 60.

Бабушка Муся, напротив, происходила из семьи пламенного большевистского командира, буденновца Исаака Абрамовича Блуфштейна и полоненной им на просторах махновского гуляйполя гарной дивчины по имени Полина.

Понятно, что мои прадеды на дух друг друга не переносили. Прадед Никанор во время войны, по идеологическим соображениям, отсиживался в Ташкенте, налаживая кооперативное производство незнакомого узбекам лимонада. Кто сказал, что лимонад должен быть сладким? Фондируемый во время войны сахар он продавал налево, за что и попал в конце войны в ничуть не пугавший его лагерь. Прадед Исаак, наоборот, потеряв в Киевском Бабьем Яру всех родных, в 50 лет ушел на фронт добровольцем, стал снайпером, убил 307 фашистов, получил три ордена Славы (за каждые 100 мертвяков по ордену), что приравнивалось к званию Героя Советского Союза. Ох, чудны дела твои, Господи! Еврей, комиссар, рискуя собственной жизнью, защищал Россию матушку, а кондовый русский старообрядец отсиживался в Ташкенте, воруя у наивных узбеков сладкое. Еще чуднее, что после войны отношения между прадедами наладились. Исаак в 1945 году вернулся домой и увез семью из Москвы на родину убитых предков в Киев. Как полный кавалер ордена Славы, он получил в киевском горисполкоме патент на частное фотоателье и тоже стал заниматься «бизнесом». Так что капитализм в моей отдельно взятой семье победил еще при Сталине. Коммерческие интересы сблизили прадедов, и с середины пятидесятых они с удовольствием общались, когда Исаак приезжал в Москву навестить дочь.

Наконец совсем мне чудно, что дальним потомком столь разных людей являюсь я – Витя Соколовский, современный житель крупного мегаполиса, сорока четырех лет от роду. Евреи, старообрядцы, украинцы, с отцовской стороны еще и татары затесались. И все с собственными прибабахами, тараканами и убеждениями. С годами я начал очень хорошо чувствовать свои корни. Они уходят в землю моей многострадальной страны и не дают мне сдвинуться с места. Хотя я очень хочу иногда сдвинуться. Послать все к черту и уехать туда, где море и солнце и добрые светлые люди. Но не могу – корни держат. А еще я сам постепенно становлюсь корнем для своих детей. Ухожу глубже в землю и уйду рано или поздно, как и мои предки, полностью. Только корни мои в разные стороны растут, тащат, рвут меня на части. Одни – воду любят, другие – песок, третьи – воздух, четвертые… Да что там говорить, даже герб у России – двуглавый орел. И смотрят головы в разные стороны, а не друг на друга. Славику и Мусе в этом отношении повезло. Они были советские граждане, а потом – антисоветские, и не было для них ни эллина, ни иудея. Цельные, несгибаемые, сильные люди. Поэтому и выдержали так много. Не знаю, сумел бы я на их месте… Скорее всего, не сумел.