Жизнь в подарок - [6]

Хорошо. Хорошо. Всё супер.

Вчера они с Лизой немного поссорились, но вроде бы всё уладили и помирились. Таблетки уменьшали раздражительность, но у них был побочный эффект – сонливость, это мешало работать, и Ирина старалась их принимать только в крайнем случае.

– Ты как? – Лиза прильнула, обняла сзади, шаловливо «шагала» пальцами по плечу.

– Нормально. – Ирина накрыла её руку ладонью, улыбнулась.

Тёплые губы накрыли её рот, озорные пальчики расстёгивали рубашку, вжикнули молнией джинсов и забрались внутрь. Вот это – хорошо, очень хорошо.

И лежать в обнимку в серебристом пятне лунного света – тоже прекрасно. В такие мгновения кажется, что внешний слой реальности – не из кристаллов-кубиков, а монолит, единый цельный организм. Он живой и правильный. Поймаешь это ощущение – и кайф... Оргазм. Живёшь и дышишь. Чувствуешь Вселенную, а она прорастает в тебя незримыми жилками и питает тебя чем-то светлым и мудрым.

А утром – стук чашек, будничное хлопанье дверец кухонных шкафчиков, заспанно-рассеянное лицо Лизы, брызги в ванной на зеркале... И всё опять распадается на кубические кристаллы, на пиксели. Нет больше никакого жизненного монолита, всё искусственно построено, собрано, как конструктор, склеено из осколков. Написано, как код.

Под руками и коленями – мягкие человеческие тела, человеческие кишки и мозги. Они тоже хотели жить и чувствовать кайф от жизни, но кто-то решил иначе.

– Ир, я на работу. Ты таблетки приняла?

– Нет.

– Прими, пока не забыла.

– Я не хочу, они мозг туманят. Работать невозможно.

– Нельзя пропускать приём, солнышко.

Кружка из-под чая, сброшенная дёрнувшимся локтем Ирины, упала на пол, но чудом не разбилась.

– Мне надо работать, Лиза! А таблетки мне мешают, понимаешь ты это?.. У них побочные эффекты! Потом приму, когда закончу. Всё, иди уже, опоздаешь.

Лиза, вздохнув, вернулась из прихожей на кухню и поставила кружку на сушку для посуды.

– Ир, когда ты пропускаешь таблетки, тебе снятся кошмары. Сама не спишь и мне не даёшь. Ну всё, я пошла. Будь умницей.

Быстрый чмок в щёку, шаги, закрывшаяся дверь. Ирина слышала только звуки одним ухом: сидела, заслонив ладонью глаза. Внешнего слоя реальности совсем не осталось, кристаллы рассыпались, и открылось глубинное нутро – холодное болото, унылый студень. Снова усилием воли выбираться из него, складывать развалившиеся кубики-пиксели – и опять вроде бы жизнь, вроде бы всё на месте. Планета вертится, шумит чайник, тихонько шуршат кулеры системного блока. Глоток чая – и можно работать.

*

А теперь – самое трудное. Пиксели рассыпаются, слова не складываются.

Ирина выглянула в тёмное окно: во дворе, освещённая плафоном у подъездной двери, возле машины стояла та женщина – высокая, с короткой стрижкой, в чёрном кожаном жакете. Из подъезда вышла Лиза. Глухая картинка без аудиодорожки, все звуки – там, внизу, за оконным стеклом. Женщина взяла у Лизы сумку с вещами и чемодан на колёсиках, сложила всё в багажник. Галантно открыла перед ней дверцу, и Лиза, в сером коротком плаще с широким поясом и высоких светлых сапогах, грациозно села. Фонарь у подъезда ласково позолотил крупные завитки её распущенных волос. Машина отъехала, мигнув на прощанье габаритными огнями.

Лиза встретила эту женщину в клубе, где работала – вот и всё, что Ирина знала о разлучнице. Ну и, судя по машине, та была обеспеченной.

Тихо, без скандалов и битья посуды, картинка реальности рассыпалась на пиксели.

А у мамы личная жизнь, похоже, налаживалась: за ней ухаживал респектабельный мужчина – на машине, в костюме с галстуком, в пальто с кашне, в очках. Михаил Викентьевич, чиновник. Конечно, он ничего не знал о мамином прошлом, а она и не собиралась рассказывать. Зачем это уже теперь?

Но разваливалась не только реальность – похоже, и сама Ирина начала распадаться на пиксельные кубики. Сперва это походило на боль от ушиба в лопатке; Ирина грешила на сидячую работу, ложилась больным местом на игольчатый массажёр, но это не помогало. Мучение не проходило ни днём, ни ночью, не уменьшалось ни в каком положении тела – только усиливалось со временем, изматывая её. Обезболивающие лекарства были бесполезны. Пойти к врачу её заставила мама... А вскоре плакала, узнав, что там у Ирины злокачественная опухоль – особый вид рака, поражающий детей и молодых людей.

Ирина почему-то не удивилась, узнав свой диагноз. Он был рядом с ней давно – в том глубинном болоте под поверхностным слоем реальности. Слишком долго она соприкасалась с этой бездной, и та проросла в неё холодными нитями грибницы, сырыми и липкими.

Болезнь выявили на ранней стадии, когда ещё не началось метастазирование, и врачи давали благоприятный прогноз, но высокотехнологичная операция и сопутствующее лечение стоили огромных денег. Так как опухоль поразила лопатку, требовалось её протезирование вместе с плечевым суставом.

– Надо продавать бабушкину квартиру, – вздохнула мама. – Другого выхода нет... Со своей съёмной однушки съезжай и перебирайся домой.

– Мам, у тебя же свадьба на носу, – улыбнулась Ирина.

– Свадьба подождёт, – блеснула мама влажными искорками в глазах. – Пока тебя не вылечим. Михаил Викентьевич всё понимает и согласен ждать, сколько нужно. Кроме того, я после свадьбы перееду к нему, а эта квартира останется тебе. Ир... Почему ты так улыбаешься? Мне жутко...