Жизнь удалась - [70]
А ЧТО ТАКОГО?
Москва!
Миллионы соблазнов! ГУМ, ЦУМ... Вообще, бум!
Короче — пришел я на поезд без денег. Сумел только купить пачку печенья, засушенного.
Вхожу в купе. Сидят: полковник — раз, лысый человек в сатиновых нарукавниках и женщина в очках, гладко причесанная, — три!
Распечатал с треском пачку, поставил на стол, не без тонкого расчета.
— Угощайтесь!
Двое ничего не ответили, полковник говорит вежливо:
— Ну что вы! Какое там! Разве от жены так уедешь? Навернула там всякого, целый пакет.
И вот едем уже, мелькают всяческие перелески, а меня все мысль не оставляет: «Ну что такого особенного могла она ему навернуть? Ну, курочку там, холодного мяса, ну яйца... соль, конечно, в спичечном коробке... Или еще моду взяли — соль в стеклянные трубочки из-под лекарств сыпать. Яйца, сыр, колбаса — вот и все чудеса!» — думаю.
Тут в коридоре еще бряканье раздалось, поскрипыванье, голос такой зычный, с таким голосом глашатаем быть на площади:
— Борщ! Горячий борщ! Кто желает горячий борщ!
Чего, спрашивается, разорался? Ну, борщ... Сто грамм мяса, пятьдесят грамм свеклы, пятьдесят грамм капусты, по штуке кореньев и лука. Сто грамм помидор, столовая ложка уксуса... Чего орать?
Так нет же — отъезжает дверца, влезает с судками прямо в купе.
— Горячий борщ не желаете?
— ...Кореньев и лука-то хоть положили? — спрашиваю.
— Конечно! — говорит. — А как же!
— А на сто грамм мяса, — спрашиваю, — пятьдесят грамм свеклы выходит?
— Выходит, — говорит, — даже больше!
— Ну хорошо, — говорю, — ступай!
...Так нет же — к полковнику пристал.
— Борща не желаете, товарищ полковник?
— Да нет, какой там! — полковник говорит. — Разве от жены так уедешь? Навернула там чего-то, целый пакет...
— Извините, — говорит.
Ушел.
А меня все та мысль не отпускает: «...ну что такого особенного могла она ему навернуть? Ну, баночку сайры, ну, скажем, щука в томате (по консервам если идти), ну, баночка паштета... и все!»
— Вы что-то сказали? — полковник встрепенулся.
— Да нет, ерунда...
«...Ну, скажем, угорь копченый, рубец отварной с кашей, гусь жареный с яблоками. Ну, ладно уж — кладу раков, десятка два, язык холодный кладу... А хрена, наверно, и нет! А что это за еда, без хрена?»
Разгорячился так, разжестикулировался!
Полковник говорит:
— Чего это вы все время там бормочете?
— Да так, — отвечаю. — Ничего...
Вышел полковник покурить, отдохнуть от такого соседа, и тут же на меня сразу других два попутчика набросились.
Женщина, гладко причесанная, в очках:
— Как вам не стыдно, молодой человек? Как вы смеете так себя вести со старшим? Мы же видим, как вы на его сверток смотрите!
Как я смотрю? Обыкновенно смотрю! Свои же люди...
— И правду говорят, — женщина к нарукавникам поворачивается, — что нахальство — второй талант!
Тот сразу так кивает, недослушав.
Стала рассказывать, горячо, как дворничиха в их доме, подлая, тридцать лет готовилась, ждала момента, и захватила-таки комнату, десять сантиметров!
Мужчина кивает, с наслаждением.
— Да, — говорит, — умеют некоторые люди устраиваться! Вот мне тут рассказали... один заведующий пельменной что придумал, умная голова... Были в меню у него: пельмени натуральные — сорок копеек и бульон с пельменями — тридцать девять. Так что он придумал, умная голова? Бульон с пельменями в более дорогостоящие пельмени натуральные превращать. Выпьет бульон — копейка в кармане! Сто бульонов за день выпьет? Выпьет! Рубль в кармане — ежедневно! Потом, правда, раскрыли как-то. Посетитель один опытный попался: «Что это вы, говорит, мне даете?» Так и тут он выкрутился — представляете? Ревизии идут, а он притворился мертвым! Похоронили его, а в гроб трубочки провели: одну для воздуха, другую, опять же, для бульона.
— Да-а-а! — говорю я, потрясенный рассказом. — Довольно сомнительная карьера! Какой-то сдвиг у вас в мозгу, дорогие мои!
Женщина на меня не реагирует. Рассказ же гражданина, чувствуется, в самую точку попал.
Кивает так, с наслаждением.
— И не говорите! — говорит.
— Умеют! — мужчина языком цокнул.
И что интересно — уверены, что общаются на полную катушку. Что уж кто-кто, а они-то уж знают жизнь, что почем!
Вместе вздохнули так... выдохнули...
Сблизились на моей почве!
— Ну, а вы сами-то как? — спрашиваю.
— Мы-то что! — со сладострастной такой покорностью вздохнули.
— Вот вы, например, — к женщине обращаюсь, — ведь лет еще вам сорок, не больше...
— Мне, — говорит, — тридцать один год.
Не смог я скрыть своего изумления.
— Вы... — говорю, — какую-нибудь косметику используете?
— Какую косметику! — рукой махнула.
— Обычную! — говорю. — Что здесь невероятного? Копейки!
— Конечно, — мужчина говорит. — Нахальство — второй талант!
Просто злость меня уже душит!
Тут полковник как раз входит, прокуренный.
Говорю ему, злобно:
— Так будете вы печенье мое есть или нет?
Он так удивился слегка и говорит:
— Да нет — какое там! Жена навернула там всего, целый пакет!
— Не считайте меня назойливым, — говорю. — Впрочем, если хотите, считайте... Хотелось бы мне узнать — чего уж такого невероятного могла она вам навернуть, ваша жена?
И не думал спрашивать, просто любопытно было, а эти вот собеседники довели.
— Пожалуйста, — говорит. — Угощайтесь!
