Жизнь удалась - [17]

— Ах ты, ведьма! — задохнулся он, яростно тряся рукой, а затем начал сосать место укуса.

— Скажи спасибо, что так легко отделался. Отстань от меня, Алан, — предупредила она. — Ты мне больше не нужен.

Теперь он засмеялся.

— Это действительно так!

— Могу ли я напомнить тебе, что ты уже не раз мне это говорила?

— Теперь все изменилось.

— И что же изменилось?

Эбони собралась было снова прямо в лицо сказать ему о Гарри и о Париже, но передумала. Делать это было бы глупо. Яростная ревность Алана пугала и одновременно каким-то образом привлекала ее. Она лихорадочно думала, что бы ему сказать. Что угодно!

— Ты начал надоедать мне, — выпалила она и только тогда поняла, что говорить это было еще более глупо.

Лицо Алана потемнело, потом скривилось в презрительной усмешке.

— Так ли это? Ты просто дурачишь меня. Только позапрошлой ночью ты никак не могла насытиться мной.

Она густо покраснела от стыда.

— Тогда было одно, — продолжала она, углубляя западню, в которую попала. — А сейчас совсем другое.

— Это действительно так, улыбнулся он. — Так может быть, мы посмотрим, как получится сейчас? Давай сделаем пробу?

Когда он шагнул к ней, Эбони отступила к двери и начала вслепую нащупывать ручку двери. Она нашла ее в тот самый момент, когда он крепко схватил ее за запястья и, держа так, прижался к ней, целуя не в губы, а в шею.

Она задрожала.

Его рот медленно поднимался по длинной белой колонне ее шеи, поцелуи были мягкими, влажными и возбуждающими. Губы продвинулись по щеке до уха, потом к виску, чтобы можно было прижаться к закрытым глазам. К тому времени, как он подходил к уголку рта, она уже умирала от желания открыть рот и встретить поцелуй, который мог завершиться лишь одним.

— Нет, — простонала она, сопротивляясь страсти, вспыхнувшей в ней самой.

— Перестань глупить. — Она ощутила его дыхание на своих дрожащих губах. — Ты по-прежнему хочешь меня так же, как я хочу тебя. Бесполезно это отрицать, Эбони. Я же чувствую, что ты уже дрожишь.

Убедившись, что теперь она не в состоянии сопротивляться, он отпустил ее запястья и запустил руки под свитер, по-прежнему касаясь ее губ своими.

— Ты ведь хочешь именно этого, не так ли? — прошептал он, лаская ее груди, пока она действительно не задрожала.

Но не только от желания. Отчаяние придало этой пытке какое-то новое качество. Эбони все больше осознавала чудовищность происходящего, грязь под покровом чувственности. Она ощутила себя неимоверно опустошенной, глаза наполнились слезами. Она вспыхнула.

И тут же ее озадачила его мгновенная реакция — он прекратил ласкать ее. Эбони подняла влажные ресницы, и перед затуманенными глазами постепенно предстал совершенно незнакомый Алан. Он выглядел совершенно ошарашенным.

— Ты… ты плачешь, — произнес он, явно потрясенный этим.

Она заморгала, сглотнула и ничего не сказала. Просто не могла. Слезы все еще текли по ее лицу и комом стояли в горле. И все же теперь, когда он перестал ласкать ее, она, как ни странно, почувствовала себя брошенной, что, принимая во внимание недавнее чувство опустошенности, не говоря уже о непрекращающемся потоке слез, было явно парадоксальной реакцией.

— Я… я не хочу, чтобы ты плакала, — продолжал он в каком-то сердитом смущении. — Прекрати!

Теперь у нее, все еще плачущей, начался смех, и вскоре она была уже на грани истерики. Болезненный удар по лицу заставил ее широко раскрыть глаза и рот.

— Прекрати! — Возглас Алана разорвал напряженную тишину комнаты. Лицо его походило на маску мученика.

Она тихо всхлипнула.

— Ради бога, Эбони, — с дрожью в голосе сказал он. — Извини меня. Извини…

Он сжал в ладонях ее застывшее лицо, прижимая потерявшие чувствительность губы к мокрым векам, нашептывая сумбурные фразы извинений, от которых замирало сердце и таяло сопротивление. Теперь уже ее руки потянулись к его лицу, приглашая поцеловать ее как следует.

Он немного помедлил, а потом вновь прижал ее к себе, целуя до потери дыхания. Любовь, которую она безнадежно пыталась прогнать, нахлынула, вновь разжигая в ней желание выразить ее так, как он этого захочет.

— Люби меня, Алан, — хрипло крикнула она. — Люби меня, Алан, — снова вырвалось у нее. — Люби меня…

Стеная от желания, он поднял ее на руки и быстро перенес на кровать. Через мгновение они уже лежали обнаженными в своей агонизирующей страсти, не замечая ничего вокруг. Неудивительно, что любовники не услышали, как Дейдра тихо постучала в тяжелую дверь спальни.

5

Дейдра чувствовала себя неспокойно. Вернувшись на кухню, чтобы приготовить Вики горячий шоколад, она заметила, что ни в столовой, ни в гостиной никого не было. По словам Боба, Эбони ушла домой, а Алан отправился в постель. Однако черная накидка Эбони все еще висела на вешалке в прихожей.

Только после того, как она отнесла питье Вики, ей пришла в голову мысль, что Эбони и Алан могли снова поссориться и расстроенная Эбони, уходя, забыла взять накидку. Чем дольше она думала об этом предположении, тем больше убеждалась в его справедливости. В этот вечер отношения между ними были столь же напряженными, как и ранее, и вина в этом ложилась полностью на Алана. Он старался уколоть Эбони с момента ее прибытия.