Юрка вертит листок, словно не знает, для чего он предназначен. Потом машет рукой и начинает быстро-быстро писать. И перо у него нисколько не скрипит. Вася завидует.
— Я уже. — Юрка пробегает глазами по Васькиному листу. — В слове «родился» надо «я» на конце писать, а у тебя «а», — возмущенно шепчет он. — Ой, ой, сколько ошибок! Я во втором классе и то лучше писал.
— Ладно, напиши за меня, пальцы чего-то не гнутся, — просит Вася.
Первый раз Юрка видит товарища таким растерянным и огорченным. Польщенный просьбой, он с готовностью соглашается, но Галина Афанасьевна не разрешает.
— О своей жизни должен каждый писать сам.
— Почему так поздно? — спрашивает директор и пристально оглядывает ребят. Вася с досадой отводит глаза. — Прием закончен, мест нет.
— Я на полу буду спать, — соглашается Вася.
Директор неожиданно смеется.
— Ого, прыткий. Это хорошо… Но дело в том, что мы приняли шестьдесят ребят, больше не положено. Понимаете, нельзя!
Вася угрюмо смотрит под ноги. «Как это нельзя? — размышляет он. — Так не бывает. Значит, не хочет принять. Ясно. Куда же теперь? Ни в какое другое училище не пойду. Панька здесь учился, и я буду здесь учиться».
— Идем, — Юрка торопливо накидывает на плечи рюкзак.
— Не пойду. — Вася дерзко смотрит в глаза директору. — Не примете, к самому министру пойду. Я хочу у вас учиться. — И уже тише: — У меня, понимаете, другого выхода нет…
Директор долго-долго молчит. Галина Афанасьевна просит ребят обождать в коридоре, пока их не позовут.
— Федор Андреевич, — начинает, волнуясь, замполит, — этих мальчуганов мы должны принять.
— Почему должны? — раздраженно говорит директор. — Прием окончен, это во-первых; а во-вторых, у меня школа механизаторов, а не детприемник. — Он берет исписанный Васей лист. — Смотрите, как он пишет! Такой лоботряс, а даже писать не умеет. Нет, не приму.
— Куда же они пойдут?
— Пусть идут в школу электросварщиков, там есть еще прием. Я сейчас позвоню. — Директор протягивает руку к телефону, но замполит его останавливает.
— Подождите звонить Надо спросить ребят.
— Необязательно спрашивать.
Галина Афанасьевна нервно прикусывает губу.
— Они хотят стать механизаторами, а не сварщиками, поймите вы… Так нельзя поступать.
— Вы это бросьте! — директор вскакивает со стула. — Что я, на голову их посажу?
— Формально вы правы. Легче всего сказать «мест нет»… Но поймите, они приехали за тысячи километров!..
— Вот-вот, катаются… Как будто там нет училища.
— Это другой вопрос. Они — ребята… Бугрин Вася — ершистый, настойчивый. Здесь его друг учился, Рогачев. Понимаете, с каким он настроением пришел сюда? Не примете — пойду в управление.
— Опять жаловаться?
— А иначе с вами невозможно работать. Честное слово, хорошие ребята. И как вы только не заметили?
— Вы очень много замечаете… — уже мягко произнес Федор Андреевич.
— Надо принять, принять во что бы то ни стало, — горячо заговорила Галина Афанасьевна, почувствовав, что директор сдается. — Поедемте вместе в управление.
— Сегодня выходной. — Директор усмехнулся, покачал головой. Скажите, — спросил он, — почему вы всех таких бездомных и вообще подозрительных стараетесь подбирать? Надо все-таки принимать лучших, более грамотных… А эти чего-нибудь натворят, а нам расхлебывать придется.
— Натворить каждый может. Работать будем — не натворят. Прочитала я биографию Васи Бугрина, поговорила, чувствую, по глазам вижу — в чем-то обманывает нас, очень неохотно о доме говорит. Но вижу и то, как он хочет поступить к нам. Новосельцев Юрий тоже виляет — наверное, дома неблагополучно. Что же делать? Не мы, так другие должны их воспитывать. А из таких ребят потом, как правило, выходят настоящие рабочие. Такие ребята обычно много видели, пережили…
Директор поморщился.
— Ну ладно, пусть будет по-вашему. Молодая, а характер у вас ужасный, Галина Афанасьевна.
Галина Афанасьевна улыбнулась, открыла дверь и пригласила ребят в кабинет.
Ступая на цыпочках по холодной резиновой дорожке, Вася первым выходит из душевой.
Форма! Темно-синяя гимнастерка и брюки выглажены и лежат на газетке аккуратно свернутыми. «Вот она, новая жизнь!» — радуется Вася.
Кастелянша осматривает ребят хозяйственным глазом.
— Велика кепка, на уши лезет. Надо сменить.
— А-а, все равно… — обиженно ворчит Юрка. Гимнастерка сидит на нем мешком, брюки «дудочкой». Как же он будет ходить? Дома мать заказывала одежду у портного. Он с подозрением косится на кастеляншу: не смеется ли она над его дурацким видом. Почему на Васе форма хорошо сидит?
Кастелянша ведет их по коридору общежития. С одной стороны — высокие окна с подсиненными марлевыми занавесками, с другой — двери комнат. Одну из них кастелянша открывает. В комнате пусто.
— А где же все ребята? — удивляется Вася.
— Выходной сегодня. Разбрелись кто куда: в кино, в музей, в волейбол играют. А вы обождите, не выскакивайте после бани: ветерок на улице, живо прохватит, — наставляет ребят кастелянша и уходит.
С того дня, когда Вася ушел из школы ФЗО, он жил в какой-то неприятной неопределенности — что с ним будет завтра? И вот все вышло просто — его одели, дали ему кровать, никто не скажет, что он здесь посторонний. Он воспитанник училища!
