Жизнь, театр, кино - [111]

С каким удовольствием я всегда наблюдал, как, поставив декорацию на вечерний спектакль, рабочие уступали место бригаде маляров, которые ежедневно подновляли, подмазывали станки и живописные части декораций.

"Ничего небрежного, и никаких случайностей" - было лозунгом и помощника Таирова - художника Вадима Рындина.

Александру Яковлевичу так и не удалось переименовать свое детище, хотя он усиленно вынашивал новое название для своего уже повзрослевшего и возмужавшего театрального коллектива.

Юбилей - двадцать лет со дня основания - праздновали радостно. Было очень много друзей, много сердечных поздравлений.

На торжественном вечере объявили приказ наркома просвещения А. С. Бубнова о присвоении почетных званий народных артистов Таирову и Коонен и заслуженных - ряду актеров, в том числе и мне. Это была моя первая награда. Я получил ее за роль Алексея.

Для Камерного театра присвоение званий означало многое, и прежде всего признание того, что театр встал на верный путь.

М. М. Литвинов, друг Камерного театра и председатель юбилейной комиссии, в теплом вступительном слове поздравил весь коллектив и пожелал ему дальнейших успехов на благо народа. Юбилей прошел скромно, но необыкновенно тепло и искренне.

После премьеры "Оптимистической трагедии", прервавшей на время мою работу в кино, я снова вернулся к съемкам.

Скопились интересные роли на разных студиях: в "Ленфильме" начались работы над второй серией "Петра I", в Москве режиссеры О. Преображенская и И. Провов начали снимать историческую кинокартину "Степан Разин", где я играл роль боярского сына Лазунки.

Однажды, кажется это было в 1936 году, мне позвонили из Комитета по делам кинематографии с просьбой поддержать работу дипломанта Академии киноискусства И. Анненского, который экранизировал водевиль А. П. Чехова "Медведь". Этот молодой режиссер был мне прекрасно известен по Бакинскому театру, где он тоже работал актером и был даже председателем местного комитета.

Я был очень загружен и стал просить комитет освободить меня от такой чести - шефствовать над дипломантом да еще играть роль в его картине.

Но я недостаточно хорошо знал Анненского и совсем не принял во внимание горячность и жадность, которые присущи всем актерам, когда дело касается интересных ролей.

Приехав ко мне, Исидор Анненский очень вежливо, но настойчиво стал просить меня - нет, не согласия на съемки. "Боже сохрани, я не хочу быть навязчивым, - говорил он, -только прослушайте готовый сценарий".

Разложив передо мной эскизы декораций и костюмов, он начал читать, а я, слушая, стал раздумывать, как можно сыграть интересно тот или другой кусок... Где смешно, где еще "не дожато"... И когда он кончил, я уже ходил, возбужденно фантазируя, что-то отрицал, с чем-то соглашался, что-то предлагал новое.

В общем, как говорится, "мужик и ахнуть не успел, как на него медведь насел".

Как и когда это случилось, я не знаю, но на моем столе уже лежал договор, по которому я обязывался приезжать в Ленинград для участия в съемках кинокартины "Медведь" по А. Чехову в роли Смирнова.

Ну что ж! Взявшись за гуж... работай!

Моей партнершей была блестящая комедийная актриса Художественного театра О. Н. Андровская. Искрящийся, как шампанское, легко возбудимый талант Ольги Николаевны делал наши съемки радостными и творчески полноценными. Снимали быстро. И. Р. Пельтцер, он играл Луку, своей мудростью и отменным мастерством уравновешивал нас, и если мы чересчур увлекались излишними водевильными приемами, он, сидя в кресле и крутя большими пальцами сцепленных кистей рук, словно пальцы играли вперегонки, качал головой.

Все ладилось, и вскоре мне показалось, что у меня нет иной, более интересной и важной работы, чем съемки в роли помещика Смирнова в комедийном фильме "Медведь"...

В это время неожиданно к нашему театру подкралась беда. Не знаю, кому это пришло в голову, но вдруг в Москве в 1937 -1938 годах стали объединять театры. Камерный театр почему-то решили слить с Реалистическим театром, которым руководил Н. П. Охлопков, имевший уже большую и заслуженную славу. На наших глазах рождался очень интересный, новаторски смелый коллектив. Его спектакли "Железный поток" А. Серафимовича, "Мать" М. Горького, "Аристократы" Н. Погодина и ряд других вызывали горячие споры, в которых принимали участие уже не только специалисты, но и широкие массы зрителей.

Люди труда, энтузиасты первых пятилеток все яснее видели, что освоение мира идет через труд и искусство. Увлечение поэзией, живописью, книгами, театром стало всеобщим. Все возбуждало огромный интерес нового зрителя, и он стал великолепно понимать, что Камерный театр иной, чем Художественный. Он разбирался, чем Таиров отличается от Мейерхольда и чем от них обоих - Охлопков.

Сливать в одном помещении два театра, совершенно противоположные друг другу, было абсолютно неправильно и практически, и творчески. Когда-то Главполитпросвет приобрел горький опыт от слияния театров Мейерхольда и Фердинандова, о чем я уже рассказывал. Но этот печальный опыт был забыт. Казалось бы, он должен был если не научить, то во всяком случае насторожить. Удивительно, как было не увидеть пагубность этого решения для обоих театральных коллективов, для судеб советского театра.