Жизнь с нуля - [41]

– Найти работу, чтобы было чем платить за жилье (и за все остальное).

– Найти жилье.

– Быстро решить, с которым из этих двух дел надо управиться раньше, учитывая, что срок аренды квартиры заканчивается 28-го числа, а переезжать мне некуда.

– Убрать эту бутылку до того, как она опустеет.

– Выйти погулять и выбросить эту памятку в первую попавшуюся урну.

Счастливый смертный

27 февраля, время местное

За последние десять дней я задал себе уйму вопросов, которые в итоге сводились к одному: что я буду делать со своей жизнью теперь, когда выяснилось, что она у меня есть?

Я остался жив, однако не могу сказать, что безумно этому рад. Хотя, наверно, должен бы радоваться. Но я не в состоянии отделаться от мерзкого ощущения, что стал жертвой грандиозного мошенничества, невообразимого блефа, который начался в день моего рождения и закончился в 11 утра 15 февраля текущего года.

Да, я жив, НО впервые в жизни не знаю, сколько мне еще отпущено времени. От этого у меня опускаются руки.

Я только что присоединился к клану счастливых смертных, то есть ко всему остальному миру (за исключением нескольких тысяч узников, обреченных на смерть в демократических государствах, томящихся в мрачных застенках различных диктатур или доживающих последние дни в ватной тишине хосписов. Правда, и у них есть надежда на пересмотр приговора, даже если разница составит всего несколько минут или даже секунд).

Всю предшествующую жизнь я испытывал чувство мрачной, но умиротворяющей уверенности: я знал. Если не считать других мужчин в моей семье, еще две недели назад я был единственным жителем Земли, который всегда знал – это «всегда» началось для меня в самом нежном возрасте, в день, когда я увидел, как моя рыбка Бюбюль, изящно покружившись в водовороте, исчезла в глубине унитаза.

Мне казалось, что я – правда, сам того не желая – осуществил извечную человеческую мечту: знать день и час своего ухода. Но я ошибался. Увы, я ошибался. Выяснилось, что я такой же, как все, что меня ввели в заблуждение, а на самом деле я ничего не знаю.

У меня вдруг страшно закружилась голова, почва ушла из-под ног, словно я приблизился к краю экзистенциальной пропасти. Умереть неизвестно когда, уйти в мир иной по нелепой случайности или из-за собственного безрассудства, загнуться от болезни, видеть, как уходят другие, а потом в один далеко не прекрасный день уйти самому, шагать по жизни, втянув голову в плечи, в постоянном ожидании рокового удара, – к моему возрасту люди успевают как-то свыкнуться с подобными вещами, хотя для этого и целой жизни мало. Но я-то новичок, я как с луны свалился, я только сейчас открыл для себя чувство неуверенности в будущем и не имею понятия, как с ним жить.

Меня мучают и другие вопросы. Если я незаконнорожденный, почему мать оставила меня с человеком, который не был моим отцом? Почему этот человек решил воспитать меня как сына и вдобавок внушил мне веру в семейное предание, не имевшее ко мне никакого отношения? Куда, с кем и почему уехала моя мать?

Бессонными ночами (это у меня новое, раньше я спал как сурок, без всяких снотворных), чтобы скоротать время, я занимаюсь невротическим самокопанием и прихожу к выводу, что стал для себя чужим, поскольку совершенно себя не понимаю.

С детства мне внушали, что моя смерть запрограммирована, и я более или менее смирился с этим, – а как еще отнестись к данности, против которой мы бессильны? Я приготовился к неизбежному, навел прицел на последний рубеж своей жизни, за которым, как сказал бы Ромен Гари, любой билет недействителен. И вот марафон близится к концу, мне осталось пробежать всего двести метров, но тут кто-то срывает финишную ленточку и меняет правила, теперь надо пробежать не сорок два километра сто девяносто пять метров, а пятьдесят километров, или шестьдесят, или восемьдесят, или еще больше.

У меня впереди вся жизнь. А я не подготовлен.

Транзитная зона

28 февраля, сегодня истекает срок аренды

Сегодня в 11:30 зайдет парень из агентства, чтобы проверить состояние квартиры.

Я упаковал вещи в коробки, и коробок оказалось многовато. Не думал, что в студии площадью двадцать восемь метров у меня накопится столько ненужного барахла. Впрочем, некоторые коробки остались не распакованными с предыдущего переезда, то есть в них были вещи из старой квартиры. Я тогда запихал их на шкаф, и сейчас уже не помню, чем они набиты. Наверно, я все их выкину. Если эти вещи не понадобились мне в последние два с половиной года, скорее всего, не понадобятся вообще…

Насардин и Пакита пришли помочь мне с переездом. И сказали, что я могу жить у них столько времени, сколько понадобится. У них есть гостевая комната, где пока еще нет мебели, и она сейчас никому не нужна, потому что все их друзья живут в двух шагах. Надо только поставить там мою кровать, и все будет отлично.

Я принял приглашение, но сказал, что поживу у них только несколько дней.

Их домик далеко за чертой города, оттуда сложно выбираться, ведь машину я продал, а главное, в моем возрасте уже не живут у папы с мамой. Нет, все в порядке, я их обожаю. Но после того как Пакита поделилась со мной своей догадкой, она все время глядит на меня с глубокой печалью, а Насардин, боясь вызвать поток слез (ее или моих), обращается со мной очень осторожно, словно у меня ожог третьей степени.