Жизнь с нуля - [22]

Шрифт
Интервал

И повсюду развешаны мягкие игрушки ярких цветов, уродливые и трогательные.

Пакита мыла посуду, во всю глотку распевая вместе с Патрисией Каас:

Он сказал, что я прекрасна,
Что всю жизнь меня он жда-а-ал,
Он сказал, что не напрасно
Он обнять меня мечта-а-ал…

Я чувствовал убойный аромат ее духов. Придя на работу, она, как обычно, сняла ярко-красные лодочки в белую крапинку и надела толстые шерстяные носки, совершенно не подходившие к леопардовым колготкам и черной кожаной мини-юбке.

Насардин сел на деревянный табурет. Движением подбородка указал мне на второй, пластиковый, потом на Пакиту, которая в тот момент вытирала салатницу:

– Можешь взять табурет. Все равно она никогда не присаживается. Не может остановиться даже на минуту.

Убаюканный и разморенный жарой, я не стал спорить и послушно сел.

Впервые я очутился совсем рядом с Насардином и Пакитой. От этого они показались мне какими-то другими, новыми, и в то же время – гораздо более близкими, чем раньше, я не знал, как мне с ними держаться. И сидел, неестественно выпрямив спину, не решаясь есть в их присутствии, не решаясь произнести хоть слово.

– Ты что, зайчик, язык проглотил? – спросила наконец Пакита.

Я стал откашливаться, мучительно думая, что бы такое сказать, и в итоге задал идиотский вопрос:

– Давно у вас эта пиццерия на колесах?

– Скоро будет двадцать лет. И это не пиццерия на колесах, а блинная, – ответил Насардин и, подмигнув, указал подбородком на капли шоколадного соуса, медленно вытекавшие из блинчика и падавшие на мое колено.

Я промямлил:

– А-а, ну да, конечно, я так и хотел сказать… Ладно, понял… Но по сути это ведь одно и то же, верно?..

Пакита расхохоталась:

– Хочешь сказать, что ты печешь блинчики в духовке? Только не вздумай пригласить меня в гости!

Я покраснел от пальцев на ногах до кончиков волос.

Насардин решил сменить тему:

– Ты слышал про Сьерра-Леоне?

После некоторых раздумий я сказал:

– Это новая модель «форда»?

Насардин сокрушенно покачал головой. Затем, показав на ограду лицея, произнес:

– И чему вас только учат?


Чему там научились другие, я не знаю. Про себя могу сказать, что приобретенный мной багаж знаний был невелик.

С начала учебного года я каждый день приносил в лицей черную ручку и вырванный из тетради в клетку листок. На этом листке должны были уместиться все записи, сделанные на занятиях, поэтому полученная информация представала в максимально сжатом виде: это развивало у меня способности к обобщению. После уроков я комкал листок и выбрасывал в первую попавшуюся урну. Как-то раз преподаватель поймал меня за этим, когда я выходил из класса. «Негруполис, будь любезен, дай мне эту бумажку!» Он взял листок, разгладил его, прочел, что там было написано, и произнес напыщенным тоном, который, по мнению учителей, должен вызывать трепет, а на самом деле вызывает неудержимый смех всего класса, когда кто-то из учеников его передразнивает:

– Скажи, ты вообще думаешь о своем будущем?

Я невольно улыбнулся.

– Тебе кажется, что ты очень хитрый, Негруполис. Но чем ты будешь заниматься в сорок лет?

– Буду лежать в могиле, – ответил я без малейшей иронии.

В следующую среду меня на четыре часа оставили после уроков, и я сделал из этого происшествия важный вывод: кто говорит правду, того ждет наказание.

– Сьерра-Леоне – это государство в Западной Африке, – со вздохом произнес Насардин. – Находится между Гвинеей и Либерией.

Я кивнул с умным видом, но, похоже, это не рассеяло сомнения Насардина. Он достал карту Африки и указательным пальцем начертил круг на западной, выступающей оконечности материка. В нижней части круг омывали волны Атлантики.

– Понятно, – сказал я.

Палец Насардина переместился в правую верхнюю часть круга, затем несколько раз постучал по одной и той же точке.

– А вот это – гора Бинтумани. Высочайшая вершина Западной Африки.

– Очень высокая?

– Тысяча девятьсот сорок пять метров.

Я презрительно выпятил губы.

– Тоже мне вершина! Вроде нашей горы Ванту!

Я знал эту гору, потому что однажды побывал там на летних каникулах.

Насардин усмехнулся.

– А ты бывал на этой Бинтумани? – спросил я.

– Нет.

– Значит, собираешься?

– Нет.

– Тогда зачем о ней говорить?

Насардин поднял взгляд к небу и произнес:

– Если мы с тобой будем говорить только о том, что видели своими глазами, темы для разговора быстро иссякнут. Тебе так не кажется?

Я посмотрел на свои кеды. Он продолжал:

– Нет, я не был на Бинтумани и, скорее всего, уже не побываю – ни там, ни где-либо еще. Но это не важно.

И, указав на свои путеводители, добавил:

– Я знаю: все, о чем написано в этих книгах, существует на самом деле. И этого достаточно, чтобы мечтать. И потом, что мне помешало бы побывать там, если бы я действительно этого хотел? У меня вся жизнь впереди.

– А у меня где жизнь? Позади? – спросила Пакита, выкладывая на тарелку блинчик. – Не думай, что сможешь уехать без меня!.. Вам со взбитыми сливками, месье Барнье?.. Тогда еще пять франков пятьдесят сантимов, итого десять.


Я подумал, что ведь и у меня тоже вся жизнь впереди. Правда, ненадолго, но от этой мысли только сильнее захотелось жить, жить на всю катушку.

В тот вечер я вернулся домой с тремя путеводителями под мышкой.


Рекомендуем почитать
Иди и возвращайся

«когда прочитаешь удали это сообщение». С маленькой буквы, без знаков препинания. Мама?! Но как это возможно? Мама три года назад исчезла без следа, и ни папа, ни полиция не нашли зацепок… И если это в самом деле она, то почему дает о себе знать только теперь, когда Нина уже приучилась жить с этой пустотой внутри? В каждом петербургском прохожем четырнадцатилетняя Нина видит его персонального монстра, доисторическое чудовище: басилозавра, прогнатодона, архелона. Видит – и рисует человека именно так. Загадочное сообщение побуждает ее начать собственное расследование, чтобы наконец выяснить, что скрывают от нее отец, следователь и бывшие коллеги мамы, и разгадать тайну маминого исчезновения. Евгения Овчинникова начинает трилогию «Иди и возвращайся» с захватывающего детектива.


Моя 9-я жизнь

Жизнь юной девушки вдруг переворачивается с ног на голову — ей предстоит участие в некоем генетическом эксперименте, исход которого весьма неопределённый… Стать совершенным человеком либо же погибнуть — дилемма не из простых. Впрочем, выбор не был бы таким уж сложным, не продиктуй его любовь. История, написанная полушутя, полусерьёзно. Роман для молодёжи, а также для всех, кто готов скрасить свой досуг лёгким фантастическим сюжетом.


Плюсквамфутурум

Это книга об удивительном путешествии нашего современника, оказавшегося в 2057 году. Россия будущего является зерновой сверхдержавой, противостоящей всему миру. В этом будущем герою повести предстоит железнодорожное путешествие по России в Москву. К несчастью, по меркам 2057 года гость из прошлого выглядит крайне подозрительно, и могущественные спецслужбы, оберегающие Россию от внутренних врагов, уже следуют по его пятам.


Нэстэ-4. Исход

Продолжение "Новых миров". Контакт с новым народом налажен и пора домой.


Ищу квартиру на Арбате

Главная героиня книги – Катя – живет в Москве и в отличие от ее двоюродной сестры Марины не находится в постоянном поиске любви. Она ищет свое потерянное детство, ту зону эмоционального комфорта, где ей было лучше всего. Но любовь врывается в ее жизнь сама, не давая права на раздумья.Эта книга настолько многогранна, что почти любая женщина найдет в ней близкую только ей сюжетную линию. Тут есть истории настоящей любви и настоящего предательства. Есть недопонимание между главными героями, та самая недосказанность, свойственная многим людям, когда умом понимаешь, что нужно всего лишь спросить, настоять на объяснениях, но что-то нам не дает это сделать.Автор умело скрывает развязку, и концовка ошеломляет, полностью переворачивает представление от ранее прочитанного.


Геморрой, или Двучлен Ньютона

«Мир таков, каким его вколачивают в сознание людей. А делаем это мы – пиарщики». Автор этого утверждения – пофигист Мика – живет, стараясь не обременять себя излишними нормами морали, потому что: «Никого не интересует добро в чистом виде! А если оно кого и интересует, то только в виде чистой прибыли». Казалось бы, Мика – типичный антигерой своего времени, но, наравне с цинизмом, в нем столько обаяния, что он тянет на «героя своего времени». Так кто же он – этот парень, способный сам создавать героев и антигероев в реальности, давно ставшей виртуальной?