Жизнь-река - [29]

Переодеться сил нет. И время на исходе. Вот–вот явятся за мной люди в белых халатах. Но не одеждой обеспокоен я. И не бьёт меня испуг от холодеющих рук и ног. Другое страшит: как дойти до стола в другой комнате и порвать злосчастную пачку листов порочащей меня книги, которую я намеревался издать под псевдонимом?

Собрав всю волю, я пошёл. Пол уходил из–под ног. И вот уже в руках злополучная рукопись. Вихляясь, падая, почти ползком добрался до кухни, изорвал в клочья бумаги, от чтения которых сворачивались бы уши у взрослых людей и наливались бы похотью глаза юношей, возбуждая в них развратные желания.

Каюсь! Прости, Господи, писал я эту книгу. Не для обогащения, но для одного лишь желания на вырученные деньги издать другую: «Тигровый перевал» — сборник таёжно–приключенческих рассказов, опубликованных ранее в центральных журналах. «Приключения боцмана Рындина» писались легко и быстро, поскольку пошлых примеров разгульной жизни мне было не занимать. Что–то порядочное написать не легко. Что–то из рук вон выходящее, паршивое не составляет труда. Напечатать книгу увлекательных рассказов о таёжных жителях, о красоте уссурийской тайги я не могу — денег нет. Выпустить порнографический роман — пожалуйста! Издатели готовы на свои средства преподнести на читательский стол пикантное блюдо секс–продукции, уверенные в её выгодной распродаже. Но позорный этот путь — не оправдание благородной цели. И Господь отвёл мою руку от грязного дела. А по–другому, видимо, я не отступился бы от постыдного замысла, как только будучи наказанным смертельной болезнью.

И вот врачи на пороге. Опираясь на их плечи, вышел к машине. А скоро в приёмном покое больницы лучший хирург города Бердска Виктор Александрович Завальников, беглым, но опытным взглядом, сухо констатировал:

— Большая потеря крови. Ввести глюкозу, готовить к операции… Срочно!

После капельницы мне стало легче. Набросив простыню на своё нагое тело, я побрёл на снимок брюшной полости. В полумраке рентген–кабинета эшафотом мрачно темнеет остов подиума, куда мне надлежало взобраться под громоздкий аппарат, показавшийся мне гильотиной. За столом дремлет женщина–врач. Настольная лампа бросает бледный свет на её усталое и уже не молодое лицо, на затрёпанный по краям настенный календарь с изображением Божьей Матери с младенцем на руках. Золотой нимб вокруг головы Богородицы, покрытой платком. Её внимательный материнский взгляд, преисполненный величия и гордости за рождение дитя, которому суждено стать мессией Бога на земле, Спасителем душ человеческих. Электронные часы показывают за полночь. Жуткая тишина.

— Фамилия, имя, отчество, год рождения? — сонным голосом, не оборачиваясь, спрашивает женщина. Вид её сутулой спины, безразличный тон выражают недовольство моим ночным визитом. Наверно про себя она так и подумала: «Как вы надоели! Даже ночью нет от вас покоя».

Пока она пишет, я смотрю на образ Богоматери и молча обращаюсь к Ней: «Пресвятая Богородица! Если б Ты знала, как плохо мне! Помоги мне».

Скоро на тележке медсёстры вкатили меня в хирургическую палату. Хирург Завальников, натягивая перчатки, с улыбкой спросил:

— Ну, что, готов?

— Хоть сейчас в Рай! — также весело ответил я, почему–то серьёзно не воспринимая, что вот сейчас засну и, быть может, никогда не проснусь.

— Даже так? — усмехнулся Завальников. — В таком случае, кого вы бы хотели встретить в Раю?

— Пусть все близкие и друзья живут долго–долго, рано им ещё в Рай, а вот любимого бультерьера Дика я бы хотел там встретить.

— Собакам нельзя в Рай…

— Тогда и мне туда не надо… Пропадёт без меня Дик…

— А вы знаете на эту тему притчу? Дословно не помню, но суть такова: Архангел встретил в пустыне умирающего от жажды человека и предложил ему последовать за ним в Рай, — начал рассказывать хирург, натирая мне живот спиртом. «Но только ты должен оставить собаку». «Зачем мне Рай, если я не могу взять с собой своего верного друга–собаку?» — ответил страждущий. И отказался от Рая. И тогда Архангел сказал ему: «Ступай и скоро найдёшь источник, там утолите жажду. И проживёшь долго, но твоя собака покинет тебя раньше и тогда ты без жалости к ней войдёшь в Рай, ибо ты есть добрый человек». Красивая притча, не правда ли?

Это были последние слова, которые я расслышал как в тумане. Провалился в беспамятство, не зная, что слишком плохи мои дела. Плакала жена в коридоре, не отходя от палаты, в безутешном горе были дочь и сын, которым врачи сказали, что после операции надежды на благополучный исход мало.

Очнулся через несколько суток в реанимационной палате. Тускло горел свет. Лежу на спине, руки пристёгнуты ремнями. Из ноздрей, изо рта, из прочих отверстий и частей тела торчат трубки, шланги. Врач, чуткая к шевелениям больного, с закрытыми глазами коротает долгую ночь на стуле. Мне ужасно больно в горле. Ободрали, когда вставляли гофрированный прозрачный шланг, похожий на пылесосный. Дышать неимоверно трудно. Услышав мой стон, подходит, участливо спрашивает:

— Вам плохо? Если — да, пожмите мою руку.

Я жму. Красивая женщина наклоняется надо мной, поправляет простыню.