Жизнь поэта - [2]

— Может, и правда... Ой, свитер издает какие-то чудные звуки, слышишь? Кажется даже, что скребется, вздыхает, блеет. Уж не потому ли, что ты использовала шерсть живой мериносовой овцы?

— Брось шутить. Может, это у тебя в животе блеет. Объелся, наверное, протухших бобов.

Внутри свитера всхлипывала старуха. Внутри свитера старуха с трудом сдерживала слезы. Превратившись в свитер, старуха мыслила мозгом, превратившимся в нитки, чувствовала сердцем, превратившимся в нитки.

Тут к женщине подошел сын старухи:

— Продаете? Мне кажется, если вы его продадите, окажетесь в тяжелом положении.

— Окажусь в тяжелом положении, говоришь? А вот мне кажется, я окажусь в тяжелом положении, если ты будешь мешать мне торговать. Нет ничего приятного, когда над тобой издевается такой беспорточный, как ты.

— Верно, свитер ведь предназначен для продажи.

— Конечно, если ты думал, что я связала его, чтобы носить, то глубоко ошибаешься. Браток, подойди, посмотри, он прямо на тебя. Девочки будут заглядываться. Да и никогда не простудишься.

Однако прошло много времени, а покупателя так и не нашлось. Хотя связан свитер был очень прилично. За тридцать лет в спицы словно проросли нервы пальцев женщины, к тому же она работала спицами очень ловко. Сезон тоже вполне подходящий. Зима была уже на носу.

Дело в том, что вокруг сплошь бедняки.

Люди, которым необходим свитер, связанный женщиной, были слишком бедны. А те, кто мог его купить, принадлежали к классу, носившему высококачественную одежду, которую привозили из-за границы. Потому-то в конце концов свитер оказался в ломбарде в обмен на тридцать иен.

Все ломбарды были уже полны свитерами. А под крышами всех домов в городе было полно людей, не имевших свитеров.

Почему же люди не ропщут по поводу такого положения со свитерами? Неужели люди уже вообще забыли о существовании свитеров?

Погруженные в нищету, они напоминают лежащие на дне бочки жизни соленья, придавленные гнетом засоленные баклажаны; из кожаных мешков, в которые заключена их плоть, вытекли мечты, души, заветные желания. Лишенные хозяина, они плавают в воздухе, подобно густому туману. Вот кого следовало закутать в свитер, так несомненно их. Нищета, не позволяющая купить свитер, доводила людей до такой нищеты, что они лишались плоти, которую необходимо было облечь в свитер.

Люди нищают от нищеты.

Была ли какая-то причина такой нелепой нищеты? Что ты собой представляешь? Откуда ты пришел?

Люди, принадлежащие к классу, который носит совсем не теплые, с цветочным рисунком заграничные свитеры машинной вязки из тонкой шерсти, размышляли. Все-таки свитеров стало многовато. Может быть, развязать войну и продать их куда-нибудь за границу?

Ноги солнца согнулись в коленках, тени стали длинными и бледными — наступила зима. Испарившиеся мечты, души, заветные желания, превратившись в мрачные тучи, изо дня в день не пропускали лучей солнца, и поэтому наступившая зима была очень холодной.

Листья с деревьев облетели, птицы сменили оперение, воздух стал скользким, как стекло. Люди ссутулились, носы их покраснели, слова и кашель превращались в белую изморозь, и, случалось, приняв ее за табачный дым, учителя били плеткой учеников, а мастера — рабочих. Бедные люди боялись наступления ночи, печалились, когда наступало утро. Мужчины, носившие свитеры заграничного производства, увлекались охотничьими ружьями, женщины, носившие свитеры заграничного производства, по тридцать раз на дню вертелись перед зеркалом, наряжаясь в дорогие меха. Лыжники растапливали воск, конькобежцы смазывали маслом точильный брусок. Улетела последняя ласточка, первый продавец угля потирал руки на углу.

В добавление к законам метеорологии все это охладило изнутри и снаружи облака, заключившие в себя мечты, души, заветные желания, — заледенев, они кристаллизовались. Однажды, превратившись в снег, они стали падать на землю.

Внимательно присмотревшись, можно было обнаружить, что снег падал, наполнив все пространство так плотно, что даже казалось, будто само пространство течет в поднебесье. Снег поглощал все звуки жизни города. В наступившей мертвой тишине слышалось лишь доносившееся в ночи шуршание сталкивающихся снежинок. Этот звук напоминал звон крохотного, с горошину, колокольчика в огромной комнате со звукопоглощающим устройством. Снег, образовавшийся оттого, что кристаллизовались мечты, души, заветные желания, отличался, естественно, от обычного снега. Кристаллизация была поразительно всеобъемлющей, сложной и прекрасной. Одни снежинки были холодно-белые, как отшлифованный изысканнейший фарфор, другие — тускло-белые, подобно тончайшему срезу слонового бивня, сделанному микротомом, третьи — обворожительно-белые, напоминающие тоненькие осколки белого коралла. Некоторые выглядели соединенными вместе тридцатью мечами, некоторые — нагромождением семи видов планктона, иные — кристаллами самого прекрасного обыкновенного снега, увосьмеренными, будто на них смотрели в калейдоскоп.

Снег был холоднее сжиженного воздуха — бывало, наблюдали, как упавшая в него снежинка плавилась, испустив дымок. Снег был необыкновенно твердым. Если бы он кристаллизовался в виде лезвия, им, несомненно, можно было бы бриться.