Жизнь по вертикали - [10]

После Канн были Осло, Варшава. Последовали новые роли, новые инте­ресные предложения.

В 1960-е годы Лариса Лужина создала на экране галерею образов романти­ческих девушек, озаренных тихим и ясным внутренним светом. Таковы Нина в «Тишине» В. Басова (1963), Вера в «Большой руде» В. Ордынского (1964), которые являются олицетворением верности, честности, преданности людям и своему делу.

«Море Черное»

В замечательную актрису и красивую девушку Ларису Лужину влюблялись многие мужчины, среди них немало и знаменитых. Был у нее роман, если можно так назвать, с Булатом Окуджавой. Теплые отношения длились около года. До того как обратить внимание на Ларису Лужину, Булат Окуджава был увлечен актрисой Жанной Болотовой, около года она была его музой, но так случилось, что буквально за один вечер все изменилось.

«...4 марта 1962 года мы отмечали мой день рождения у нас в обще­житии при ВГИКе, — вспоминает Лариса Анатольевна. — Среди моих друзей была и Жанна Болотова, которая сказала, что на праздник чуть позже придет Окуджава. И оставила для него место рядом с собой... Но когда он пришел, то сразу подсел ко мне. И сказал, что восхищен моей героиней в фильме «На семи ветрах», который только что вышел на экраны. Возможно, его привлек­ло и то, что мы тогда были похожи с Жанной, я носила такую же челочку, у меня тоже большие глаза... В общем, он влюбился». После того вечера роман с Болотовой ушел для Окуджавы в прошлое, и он начал ухаживать за Ларисой. Она стала его постоянной спутницей на всех вечерах с друзьями, на всех концер­тах «для своих» и посиделках на кухне. «Он водил меня за руку, как маленькую девочку, я ведь была еще совсем юной, в жизни ничего не видела. Он ввел меня в круг московской богемы. Например, помню, как отмечали день рождения писа­теля Юрия Нагибина. В гостях у Нагибина собрались люди, познакомиться с которыми было счастьем. Ахмадулина читала стихи. В то время на каждых посиделках кто-то обязательно читал стихи, и как правило — свои. Но Белла, конечно, ни в какое сравнение не шла с теми, кого я когда-либо слышала. Это было поразительно... А потом Булат поворачивается ко мне и спрашивает: «Где наша гитара?» В тот вечер он был в ударе, много пел. Помню еще Лидию Вертинскую. Потрясающая красавица, которая для меня так и осталась Пти­цей Феникс. Она много рассказывала о своих дочках, тоже красавицах, помню даже ее фразу: «Марианна и Настя — вот мои произведения искусства!» Фильм «Человек-амфибия», где снималась младшая — Настя, тогда стал сенсацией. А Настиным партнером был Володя Коренев, с которым у нас в десятом классе был полудетский роман — мы оба тогда жили в Таллинне, занимались в одном драмкружке. Помню, как ходили с ним на знаменитый Таллиннский мостик, который назывался «Горка поцелуев». А потом жизнь нас развела. Володя сразу после школы поехал в Москву, в ГИТИС, а я до того, как поступить во ВГИК, еще снималась в кино в Таллинне, так что на какое-то время мы потеряли друг друга... От Нагибина мы вышли поздно. Булат провожал меня до общежития, мы шагали по пустынной улице, такие легкие, веселые, чуть пьяные. О чем мы с ним разговаривали в тот вечер и вообще весь этот год? Как ни стараюсь вос­кресить в памяти — не помню. Наверное, по большей части сдержанно молчали. Нам было с ним о чем помолчать... Своим друзьям и знакомым Окуджава пред­ставлял меня так: «Это Лариса. Мой талисман». И никто ничего у него больше не спрашивал. Всем и так было понятно, что Булат Шалвович — человек увлека­ющийся. А меня вопрос моего статуса абсолютно не волновал. Я была молодой, наивной, думала: да разве что-то плохое происходит между нами? Я знала, что у него есть семья. И от знакомых слышала, что там все как-то очень сложно. Но я не думала на эту тему. Жена и сын — это все у Булата дома, на закрытой для меня территории. А моя территория — другая».

Как большой мастер поэт Булат Окуджава всегда находился в состоянии влюбленности. Увлекшись, он носился со своим «приобретением» и представ­лял новую даму сердца всем своим друзьям. Таких девушек поэт называл «мой талисман», но хоть и знакомил их со всеми друзьями, скрывал от семьи. «...Ия на целый год стала таким талисманом. Но у нас были платонические отношения. Конечно, мы целовались, пережили немало романтических моментов. Ведь он обладал потрясающим обаянием. Эти глаза — большие, карие... Он внешне был очень интересным. Хотя и невысокого росточка, щупленький... А его шикарная шевелюра, вьющиеся густые волосы, полысел он уже позже. А еще когда гитару брал в руки... Но до более близких отношений у нас не дошло. Я не знаю, почему. Это ведь от него зависело. Он вел себя так деликатно, сдержанно, ко мне отно­сился, как к драгоценному сосуду, оберегал. Сексуальных домогательств, как сейчас принято говорить, с его стороны не было. Только большая нежность».

А за Ларисой, чуть ли не с первого курса, стал ухаживать Алексей Чардынин.

«...из Таллинна я переехала в Москву и поселилась в общежитии ВГИКа в Ростокино. Рядом с общагой находилась железнодорожная станция «Яуза», и мы с ребятами часто садились на пригородные поезда и отправлялись путеше­ствовать по Подмосковью. Чаще всего бывали в Загорске, в Троице-Сергиевой лавре. Помню, приехали на Пасху. А там народу целая толпа. Всех ребят из общаги я потеряла, рядом остался только Леша Чардынин, который учился на оператора. Я схватила его за руку и не отпускала, а потом почему-то стала плакать навзрыд. Так на меня подействовала служба. Чувствовала какое-то эмоциональное очищение и умиротворение.