Жизнь по-американски - [249]

Я рассказал ему, что эти научные изыскания направлены на создание неядерной обороны, что не запрещается договором по ПРО, и если это приведет к разработке антиракетной оперативной оборонной системы, это бы изменило мир.

Я сказал, что пройдут годы, пока мы выясним, имеет ли СОИ практическое значение или нет, но если имеет, США сядут за стол переговоров с другими странами, чтобы обсудить, как она должна использоваться, откроют свои лаборатории перед Советами и предложат плоды своих исследований всем странам, чтобы весь мир смог почувствовать себя в безопасности от ядерного пожара.

Перед нами есть выбор, продолжал я переведя дух, — либо заключить соглашение о сокращении вооружений, либо продолжать гонку вооружений, "и я должен сказать вам, что если мы выберем гонку вооружений, то вы должны понять, что победителя в этой гонке не может быть, поскольку мы не позволим вам одержать над нами верх".

Через час с лишним Горбачев и я решили, что пора нам, видимо, вновь присоединиться к остальным, и мы двинулись вверх по тропинке к основному зданию.

На половине пути, посреди автостоянки, я остановил его, так как интуиция подсказала мне, что время выбрано правильно, и пригласил Горбачева в Вашингтон на следующую встречу в верхах.

Он не только согласился, но и пригласил меня в Москву для проведения третьей встречи. Никто из нас не упомянул об этом, когда мы снова сели за стол, но после окончания заседания, когда я сообщил членам нашей команды, что мы с Горбачевым договорились о проведении еще двух встреч в верхах, они чуть не подпрыгнули до потолка от удивления.

На второй день нашего пребывания в Женеве Горбачев устроил официальный прием в советской миссии. Он отозвал меня в небольшую комнату для продолжения конфиденциальной беседы, начатой в предыдущий день, при этом присутствовали только мы и наши переводчики.

Давным-давно, когда я сидел по другую сторону стола от руководителей студии Голливуда, я получил несколько уроков на предмет того, как надо вести переговоры. Вряд ли вы когда-либо получите все, что хотите получить; вы, может быть, получите больше того, чего хотите, если не ставите ультиматумов и оставляете своему оппоненту пространство для маневра; вам не следует загонять собеседника в угол, смущать его или унижать; иногда наилегчайший путь добиться конкретных результатов — если речь идет о разговоре влиятельных людей — добиваться их наедине и конфиденциально.

Я решил на нашей следующей личной встрече с Горбачевым дать ему список людей, желавших, как мы знали, покинуть Советский Союз в поисках свободы, но которым было отказано. Одним из них был пианист Владимир Фельцман, которого мой сын Рон встречал в России. Рон находился под большим впечатлением его таланта и незавидного его положения. Фельцман, еврей по национальности, публично заявил, что хочет уехать в Израиль. Как только он это сделал, один из сотрудников Московского радио сообщил ему, что приказано записи его игры в программу не включать; они были изъяты из употребления; ему больше не разрешали играть с известными оркестрами в Москве, а посылали, если вообще находилась для него работа, на гастроли в провинцию. В разговоре с Горбачевым я упомянул о деле Фельцмана и других, о которых я слышал, и сказал, что мне будет легче получить поддержку мероприятиям, о которых мы могли бы договориться в будущем, например расширение торговли, если его страна сократила бы некоторые ограничения по отношению к национальным и другим меньшинствам.

Горбачев — разумный человек и хороший слушатель. Он не комментировал мои замечания, а пустился в критические рассуждения, утверждая, в сущности, что нечего мне обсуждать права человека в Советском Союзе, потому что американцы живут в более худших условиях, чем советские граждане. Он процитировал высказывания одной из наших наиболее экстремистски настроенных феминисток, утверждавшей, что американские женщины буквально смешаны с грязью, и доказывающей, что мы обращаемся с неграми как с рабами.

"Основополагающее право человека, — сказал он, — это всеобщее право на труд". В Советском Союзе у каждого есть работа, чего нельзя сказать о Соединенных Штатах. (Он не сказал, что советские люди не могут избрать себе работу, что они вынуждены делать все, что им прикажет правительство: если им вручали метлу, они начинали подметать.)

Становилось ясно, что Горбачев верил пропаганде о нас, которую он, вероятно, слышал всю свою жизнь. В некоторых его утверждениях была крупица правды, но огромное количество "фактов", которыми он вооружился и которыми авторитетно пользовался, говоря об Америке, — такие, как обращение с неграми на Юге, — безнадежно устарели, и он не знал, например, о значительных улучшениях, достигнутых нами в области расовых отношений. "Времена меняются", — сказал я и поведал ему, чем я занимался, будучи губернатором в Калифорнии и назначая на руководящие и ответственные посты больше негров, чем все предыдущие губернаторы, вместе взятые. Я говорил о динамичной энергии капитализма, сказал, что система обеспечивает всем американцам возможность работать, проявлять себя и двигаться вперед. Когда бы я ни упоминал для сравнения об экономических проблемах, разрывающих его страну на части, Горбачев всегда подчеркивал, что он верит в коммунистическую систему, но, как он старался объяснить, были сделаны ошибки в управлении ею, и он пытается их исправить. Он был красноречивым спорщиком, равно как и хорошим слушателем, и, несмотря на наши разногласия, наш разговор никогда не приобретал оттенка враждебности — он стоял на своем, а я на своем.