Жизнь - Отечеству, честь - никому! - [33]
Еще в конце марта 1968 года ЦК КПСС разослал партактиву закрытое письмо о положении в Чехословакии, в котором, в частности, говорилось: «В стране ширятся выступления безответственных элементов, требующих создать «официальную оппозицию», проявлять «терпимость» к различным антисоциалистическим взглядам и теориям... Делаются попытки бросить тень на внешнеполитический курс Чехословакии и подчеркивается необходимость проведения «самостоятельной» внешней политики. Раздаются призывы к созданию частных предприятий, отказу от плановой системы, расширению связей с Западом. Более того, в газетах, по радио и телевидению пропагандируются призывы к полному отделению партии от государства, возврату ЧССР к буржуазной республике Масарика и Бенеша, превращению ее в открытое общество и другие... Следует отметить, что безответственные выступления в прессе, по радио и телевидению под лозунгом «полной свободы» выражения мнений, дезориентирующие массы, сбивающие их с правильного пути, не получают отпора со стороны руководства КПЧ. Происходящие в стране события стремятся использовать империалистические круги для расшатывания союза Чехословакии с СССР и другими братскими социалистическими странами...»
В те годы понятия, кто друг, а кто враг, проявлялись особенно быстро. Что касается дружбы между военными - советскими, чехами и словаками, то здесь, как говорится, сама история велела беречь и укреплять эти традиции. Не было ни одного праздника, который мы не отмечали бы вместе, проводили совместные учения. К слову, после одного из них я получил в подарок часы от Президента Чехословакии Густава Гусака.
После сдачи экзаменов в академию я прибыл в Чехословакию в октябре, и так получилось, что наиболее тревожные события первых дней и месяцев после ввода в страну советских войск прошли мимо меня. Вот как вспоминал то напряженное время рядовой 7-й роты соседнего 166-го полка Василий Ференц - мы служили рядом в Гродно, участвовали в учениях «Днепр», скитались в Карпатах перед броском в Чехословакию (к сожалению, мой бывший боевой побратим, член Союза писателей Беларуси, недавно ушел из жизни):
«...Мінулі месяцы вандровак, бадзяння па неабсяжных прасторах вялікай краіны. Ззаду засталіся больш за тысячу кіламетраў асфальтавых, прасёлачных, брукаваных дарог, часцей - бездарожжа па лясах і палях Беларусі - Гродненскай, Мінскай, Гомельскай, Брэсцкай абласцей, затым Расіі, а найбольш - Украіны. Пацягнуліся раўніны Ровенскай, Івана-Франкоўскай, Львоўскай абласцей, удалечыні ўжо праглядваліся Карпаты. Потым было доўгае палатачнае жыццё ў лясістых цяснінах саміх гор. У гэтых сховішчах вялізная колькасць амаль усіх родаў войск сядзела, сцішыўшыся, як мыш пад венікам, а дзесьці ў самых вярхах, відавочна, ішла напружаная праца, кіпелі палітычныя бітвы. I настаў, нарэшце, дзень, калі войскі перасталі хавацца ў лясістых далінах Карпат, перад строем рот і батальёнаў палка быў агучаны загад: заўтра на світанні ўвайсці на тэрыторьпо Чэхаславакіі...
На працягу ўсяго дня рыхтаваліся да ўступлення на чужую зямлю. Давесці тэхніку да ладу часу хапала і раней, а паслухмяныя салдаты, танкісты і мотастралкі, у адправеднасці з прысягаю боегатоўныя заўсёды, палітработнікі не спалі ў шапку... Кожны згодна баявому раскладу атрымаў па два камплекты боепрыпасаў. Мне, гранатамётчыку, было выдадзена шэсць баявых гранат для РПГ-7 і 40 патронаў да 20-зараднага пісталета Стэчкіна, які адпаведна штатнаму распісанню быў у мяне на ўзбраенні. Разам з іншым салдацкім снаражэннем гэта была немалая вага, груз патрабавалася змясціць разам з асабовым саставам узвода ў і без таго вельмі цесным БТР-152, да брані якога ў гарачы летні дзень нельга было дакрануцца... I а чацвёртай гадзіне 21 жніўня прагучаў сігнал трывогі, да якога ўжо ўсе былі гатовыя.
...Ззаду засталіся Ужгарад, Мукачаў, далей - праз славутую Цісу, і ў Чопе - дзяржаўная мяжа... Хвалюючае, незвычайнае адчуванне - калі кожны з нас упершыню апоўдні таго памятнага жнівеньскага дня перасякаў яе: вузкая стужка старанна ўзаранай і забаранаванай глебы, і за ёю — такая ж зямля, але ўжо чужая... І што яна не зусім такая, як па наш, савецкі бок, мы хутка ўпэўніліся. Дарожныя ўказальнікі на іншай, незразумелай мове. Чысціня і парадак на дарогах, ужо да канца дня зруйнаваных танкавымі тракамі, акуратныя вёскі, шырокія, дбайна дагледжаныя палеткі з даспелай кукурузай, месцамі з ужо пасеянай азімінай.
Першыя на шляху населеныя пункты, чыстыя, акуратныя, шматлюдныя - дзеля прыходу савецкіх войск насельніцтва іх, падалося, было ў прыўзнятым, святочным настроі. Людзі віталі нашых салдат, іншы раз кідалі ў машыны кветкі, высыпалі кошыкі яблык. На кароткіх прыпынках мужчыны выносілі з піўных куфлі піва, гаварылі: «Не бойся, не атручана!», і самі выпівалі, каб падцвердзіць, глыток-другі, потым пакідалі на брані машын цэлыя рады поўных кружак. Мы ж баяліся — не столькі атруты, як правакацый, аб чым засцерагалі нашы ўсюдыісныя камандзіры, найбольш палітработнікі, і часцей за ўсё адмаўляліся ад пачастунку. Мова славакаў даволі зразумелая, адносіны хутка ўстанаўліваліся дружалюбныя. Так было ў адной, у другой вёсцы — тут людзі памяталі сваё вызваленне Чырвонай Арміяй у не так даўно мінулай вайне, нейкім чынам мелі, напэўна, зносіны з насельніцтвам суседніх вёсак на савецкім баку, ды і вяскоўцы самі па сабе больш простыя людзі, не такія ідыялагізаваныя. Салдаты паўзнімаліся наверх брані, весела адказвалі на прывітанні, частаваліся яблыкамі. Месцамі завязваліся сяброўскія гутаркі.
Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)