Жизнь охотника за ископаемыми - [24]

Когда к закату солнца мы подошли к большому пароходу, пассажиры все столпились на палубе, поджидая нас и наблюдая наше путешествие. Коп с головы до ног облеплен был грязью, а его платье, на котором вряд ли хоть один шов остался цел, висело мокрыми грязными лохмотьями. Он забыл уложить с собой зимнее платье, так что, хотя ночи уже были холодные и женщины надевали меховые пальто, а мужчины — ульстеры^[25], он вышел из палатки сержанта, где переодевался, в летнем пиджаке и полотняном пыльнике.

Он рассказывал мне потом о забавном происшествии на пароходе по пути вниз. Можно и не говорить, что во время этого долгого переезда он сообщил пассажирам больше сведений по естественным наукам, чем они за всю жизнь свою до той поры получили. У какого-то укрепления они высаживались; Коп и еще несколько пассажиров нашли череп индейца из племени Ворона. Похоронный обряд племени Ворона состоял в том, что покойника завертывали в одеяло, клали на землю и строили вокруг открытый сверху сруб из толстых бревен, чтобы сберечь тело от диких зверей. Взять череп было нетрудно.

Профессор сам принес находку на борт; он торжественно шествовал впереди всех и только что начал объяснять слушателям особенности строения черепа у этого племени, как кучка матросов, во главе с самоуверенным говоруном, вышла вперед и заявила капитану, что они не позволят профессору Копу «осквернять труп». Он должен отнести череп обратно в гробницу, иначе они не останутся на борту.

— Ведь за каждый илистый перекат на реке, — горячо говорил оратор-матрос, — мы будем цепляться. Даже и предсказать нельзя, какие еще бедствия могут случиться, если дозволить ему осквернять могилы.

Невозможно было сбить их с их позиций, и череп был водворен обратно в гробницу. Но профессор говаривал впоследствии:

— У нас добрая дюжина черепов была упакована вместе с ископаемыми, и однако мы добрались до Омахи, и ни разу не пришлось итти на шестах, как предсказывали эти чудаки.

Вскоре после того, как профессор нас покинул, я нашел превосходный образец (один из тех, о которых я рассказывал в этой главе) километрах в четырех ниже Коровьего острова, близ подошвы высокого плоскогорья, где пасся мой стреноженный пони, пока я работал. Однажды, приготовляясь сесть на него, я заметил, что он как-то необычайно спокоен. У него была привычка пускаться вскачь, как только нога моя коснется стремени. На этот раз он стоял смирно; но когда я сел в седло и тронул поводья, то нашел, что они совершенно бесполезны, так как цепочка мундштука оборвана.

Проф. Е. Д. Коп.

Прежде чем я успел соскочить, животное быстрой рысью пустилось через плоскогорье к пропасти в несколько сот метров глубины. Я сел в седле покрепче и обеими руками ухватился за луку седла сзади: я боялся, что оно попытается сбросить меня через голову. Так именно и случилось. Когда мы были в нескольких сантиметрах от края, пони уперся передними ногами и внезапно остановился. Только долгая привычка к езде на всякого сорта лошадях помогла мне удержаться в седле; подпруга, к счастью, выдержала.

Я приготовился уже слезть с коня, когда упрямая лошадь вдруг круто повернулась и помчалась к обрыву на другом краю плоскогорья, где проделала ту же штуку. Не удовлетворившись этим, животное повторило в третий раз ту же проделку. Потом оно позволило мне слезть и исправить удила. В отплату за его вероломство я гнал его во всю прыть по крутой и неровной дорожке к лагерю.

Первого ноября пронеслась сильная снежная буря, угрожая оставить страну занесенной снегом на зиму. Поэтому мы погрузили все наше имущество и отправились в форт Бентон.

Буря загнала в Негодные Земли бесчисленные стада буйволов, оленей, лосей и антилоп. Их собралось так много, что казалось было бы совершенно невозможным их уничтожить.

Мы благополучно достигли форта Бентон, а позднее узнали, что Сидячий Бык переправился на Коровий остров и перебил солдат, которые там оставались. Я никогда больше не встретил моего товарища по работе м-ра Айзека. Но я узнал, что в следующем году он где-то нашел превосходный материал.

Обратное путешествие на лошадях я проделал в шесть дней. В горах термометр падал до двадцати градусов ниже нуля, и я плотно наедался по четыре раза в день. Я перевалил Великий водораздел по Тихоокеанской железной дороге, заехал не надолго домой и снова уехал, чтобы провести зиму с профессором Копом.

Глава IV Дальнейшая работа в Канзасском мелу в 1877 году

Зиму 1876/77 года я провел с профессором Копом сначала в Хэддонфильде, потом в новом его доме на Сосновой улице в Филадельфии.

В Хэддонфильде удобный чердак просторной старомодной риги был превращен в мастерскую; там же стояла моя постель, а столовался я вместе с м-ром Гейсмаром, препаратором Копа. По воскресеньям я всегда обедал с профессором, его женой и двенадцатилетней дочкой.

Никогда не забуду этих воскресных обедов. Простая пища бывала очень хорошо приготовлена, а разговор с профессором сам по себе был праздником. Он обладал чудесным даром, уходя из рабочего кабинета, оставлять мысли о профессиональных заботах; в столовую он являлся готовый принять участие во всякой веселой затее. Обычно он сидел, поблескивая глазами, рассказывал историю за историей, а мы до изнеможения смеялись его шуткам.