Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [43]

К счастью для нее Z. познакомилась с князем Павлом Николаевичем Долгоруким, членом Государственной Думы. Он был очень богатым человеком и давал деньги для партийных организаций, но по складу своего характера и ума не мог играть выдающейся роли в кадетской партии, членом которой он числился (его брат, Петр Николаевич, был товарищем председателя первой Госуд. Думы). Z. с первого же дня произвела на него чарующее впечатление; он сначала влюбился в нее, а потом это чувство перешло в настоящую любовь. Он предлагал ей выйти за него замуж, но Z. ответила ему отказом, мотивируя его тем, что она не рождена быть княгиней. Будучи значительно моложе его, она относилась к нему с громадным уважением, и их связь продолжалась многие годы, пока она не встретила в Москве, перед самой войной 1914 года, одного богатого австрийского гражданина, за которого она и вышла замуж.

Несмотря на то, что она уже стала женой австрийского гражданина, она была три раза арестована Чекой. В последний раз она была посажена в Пересыльную тюрьму, где о ней забыли, а потом была переведена в Бутырскую тюрьму, где она просила 3% месяца. В течении этого времени ее три раза водили на Лубянку, в Чека, на допрос. Ее допрашивали в коллегии Чека, и сам Дзержинский предлагал ей работать для Советской власти: Z. категорически отказалась и Дзержинский заявил ей, что за ее отказ она не будет освобождена и будет гнить в тюрьме. «Кто скорее сгниет, Вы или я, это еще неизвестно», ответила Z. И она оказалась права: вся коллегия Чека, ее судившая, уже «выведена в расход», а Z. до самого начала войны благополучно жила со своим мужем в Берлине. За нее хлопотало австрийское посольство, и после суда она была освобождена, так как не было обнаружено с ее стороны никакой вины.

Князь Павел Долгорукий два раза пытался вернуться в Россию, которую¹ очень любил. Первый раз он был остановлен на границе, его не опознали и вернули в Польшу. Во второй раз он пробрался через границу и добрался до Харькова. Он укрывался у своего друга, но потом был арестован в 1927 году, и после убийства Войкова в Варшаве, казнен вместе с другими (20 человек).

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

МОЯ РАБОТА В ПЕТРОГРАДСКОМ СОВЕТЕ НАРОДНОГО

ХОЗЯЙСТВА

Осенью 1920 года мне пришлось принимать участие в ревизии завода взрывчатых веществ в Саблино, станция Николаевской железной дороги, в 40 кил. от Петрограда. Завод этот до революции принадлежал компании Виннер; его директором был Метальников, которого я знал еще до войны по делам этого завода. После официального приказа Петроградского Совета Народного Хозяйства явиться в определенное время для исполнения вышеуказанного поручения, ко мне тотчас же явился Метальников и об’яснил в чем дело. Он продолжал оставаться заведующим заводом, но имел помощником партийца Сорокина из рабочих, который сделал на него донос, что он умышленно вредит производству завода и разбазаривает заводское имущество. Метальников был в высшей степени взволнован и сказал мне, что по тогдашним временам за подобные деяния на военном заводе ему грозит расстрел; с другой стороны, он указал мне, что тов. Сорокин жулик и пьяница и вся ссора с ним разгорелась вследствие того, что он не давал ему спирта для пьянства.

Комиссия, в которую я был назначен для разбирательства этого дела, состояла из трех членов: Авдеева, Ряби-нина и меня. Авдеев ■— здоровый парень средних лет, был хорошо известен в партийных кругах Петрограда, а также

Москвы, так как приехал вместе с Лениным в запломбированном вагоне. Он был назначен заведующим пороховыми и взрывчатыми заводами на Охте и держал эти учреждения в надлежащем страхе и порядке. Он на меня произвел впечатление рассудительного парня, с которым хотя и надо было быть очень осторожным, но можно было свободно высказывать свои деловые соображения; Авдеев был назначен председателем нашей комиссии, а Рябинин был председателем химического отдела ПСНХ.

При моем знакомстве с Рябининым, он об’яснил мне, что он был под моей командой во время войны, в химическом батальоне, и сохранил обо мне хорошую память. До революции он был маленьким подрядчиком по бетонному делу и жил на Охте вместе с своей семьей; он был очень молодым, 26—30 лет, и поступил в партию* после Февральской революции; мне придется впоследствии дать несколько более подробную его характеристику, так как некоторое время я работал с ним в ПСНХ, в химическом отделе, будучи его заместителем.

Мы провели целый день в Саблине на пороховом заводе и допрашивали обе стороны, а также сделали полную ревизию всего производства. В результате наша комиссия нашла завод в надлежащем порядке, обвинения, выдвинутые Сорокиным, признала необоснованными, а потому вынесли Метальникову оправдательный приговор. Как я узнал впоследствии, Сорокин вскоре был смещен и назначен на другую работу, но и Метальников не долго оставался на своем посту и был заменен партийцем.

За свое участие в этом деле я получил щедрый подарок от ПСНХ: три или четыре фунта простого мыла. По тем временам, это было дороже всякого денежного вознаграждения. С этого времени меня начали приглашать для участия в обсуждении некоторых химико-технических вопросов, которые возникали в Петроградском Совете Народного Хозяйства (ПСНХ). Один раз пришлось обследовать деятельность бывшей Петербургской химической лаборатории, которая изготовляла различную парфюмерию, туалетные мыла и т. п.;