Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [20]

Вскоре после моего первого знакомства с Троцким в кабинете Склянского, я был приглашен на заседание по организационным вопросам управления армией в вагон поезда Троцкого на Александровском вокзале в Москве. Этот поезд Троцкого состоял из бывших царских вагонов. В одном салон-вагоне было назначено под председательством Троцкого заседание, на которое были приглашены следующие лица, — большей частью, генералы царской армии: я, мой товарищ, ген. Николай Александрович Данилов, ген. Н. А. Бабиков, начальник административного отдела Главного Артиллерийского Управления и начальники Инженерного и Интендантского Управлений. Уже перед самым заседанием нам стало известно, что ген. Данилов, не имевший в то время никакого назначения, был специально вызван из Петрограда для того, чтобы выслушать его мнение и предложить ему занять большой ответственный пост в Военном Совете. Во время заседания главное внимание было сосредоточено на речах Н. А., а мне пришлось только один раз высказать свое мнение относительно значения Технического Совета при Военном Совете, так как мой опыт по управлению химической промышленностью во время войны всецело подтверждал подобную организацию. Весь ход этого заседания оставил у меня определенное впечатление, что люди, которым правительством была поручена организация такого важного дела, как построение армии в социалистическом государстве, не имели никакого определенного плана; их положение еще более отягощалось тем, что им приходилось обращаться по этим вопросам к специалистам, которым они мало доверяли.

После заседания я спросил Н. А. Данилова, правда ли, что ему предлагали занять ответственный пост по организации и управлению армией; на это он мне ответил, что он еще не дал никакого ответа, но обещал подумать и сообщить свое решение. Месяца через два я его встретил в Петрограде, и мы по товарищески разговорились о последних событиях, происшедших в его жизни. Он мне сказал, что он был вызван Троцким снова в Москву для окончательного ответа на сделанное ему предложение работать в Военном Совете, при чем ему было заявлено, что «Ильич» настаивает на том, чтобы Данилов был привлечен к работе в Красной Армии. Н. А. по наивности спросил Троцкого: а кто этот «Ильич»? Получив раз’яснение, он понял нетактичность своего вопроса, но было, конечно, уже поздно; вероятно, за это незнание большевистской клички вождя революции, а также за его отказ поступить на работу в Военный Совет, он был задержан в Москве и затем арестован ВЧК; он просидел два или три дня в тюрьме на Лубянке в Москве. Он мне сказал, что его настроение было в то время таково, что он не был в состоянии взять какую-либо службу у большевиков, так как незадолго перед этим они рассстре-ляли двух его сыновей. Впоследствии Н. А. был профессором военной истории и стратегии в Военной Артиллерийской Академиях.

Вскоре после моего назначения начальником Технического Совета, я был вызван по телефону известным московским фабрикантом Н. А. Второвым, который просил меня принять его и поговорить о делах. Как уже было указано мною ранее, я очень ценил созидательную работу Н. А. и его деятельность во время войны для насаждения у нас отечественной химической промышленности. Я просил его заехать ко мне в Военный Совет, где мы могли спокойно обсуждать интересующие его вопросы в моем кабинете. Через несколько дней наше свидание состоялось, и из разговора с ним я сразу понял, какие вопросы его тревожат и какова цель его посещения. Это был апрель 1918 года, когда в воздухе уже носились определенные слухи, что большевики национализируют всю промышленность, что бывшие владельцы будут изгнаны, а заводы будут отданы в управление рабочим-коммунистам. На такого выдающегося организатора, каким являлся Н. А., такая перемена должна была произвести, конечно, удручающее впечатление, так как он предчувствовал, что будет выбит из коллеи своей многогранной кипучей жизни и будет обречен, в лучшем случае, на пассивную роль маленького работника. Мне представляется, что у таких организаторских натур, каким был Н. А., главная горечь при отнятии у них созданного ими большого дела обусловливается не потерей состояния, а сознанием того, что он стал ненужным, что вся его работа не только не оценена достодолжным образом, а, наоборот, признается вредной, экс-плоататорской, направленной только к своей личной выгоде, а не для государства. Будучи богатым человеком и еще не старым, он мог бы спокойно передать дело наследникам или другим людям и стать буржуем в полном смысле слова, наслаждаться жизнью в России или заграницей на проценты с нажитого капитала. Но была ли возможна подобная метаморфоза для такого человека, каким являлся Н. А. в нашей стране? Конечно, нет. Его натура не позволила бы ему отказаться от его деятельности, и если бы правительство брало бы почти все доходы с его предприятий, оставив ему только право вести дело, то я уверен, что он ни на минуту не задумался бы продолжать свое дело с таким же рвением, как это он делал ранее. У меня напрашивалось сравнение чувств и переживаний, которые должен испытывать делец-организатор той или другой отрасли промышленности, когда у него отнимают его деньги, не оставляют в его руках созданное им дело, — с тем состоянием, которое будет чувствовать человек науки, сделавший б ней интересные открытия, когда его лишат чинов, орденов и состояния, но предоставят возможность продолжать его научные исследования. Я не вижу здесь. никакой разницы в