Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [160]

Моя научная работа во вновь созданной мною вместе с Андрющенко Химической лаборатории ядовитых газов при Артиллерийской Академии проявилась выпуском двух исследований, сделанных моими учениками, Василевским и Либер-маном. Эти два экспериментальные исследования, сделанные ими в качестве дипломных работ для получения звания военного инженера-технолога, отратили на себя внимание Конференции Академии, и оба они впоследствии были приглашены в Академию для занятия мест инструкторов по химии. Работа Василевского имела в виду выработать способ получения хлористой серы из колчеданов; работа Либермана заключалась в испытании способов получения льюизита, как известно, крайне ядовитого вещества, которое было приготовляемо в Соедин. Штатах в Эджвудском арсенале во время войны 1914-1918 годов. Работа Либермана дала толчок для дальнейших исследований и в следующем году другим моим учеником, Шапиро, был выработан совершенно новый способ получения льюизита, на который был взят секретный патент, переданный нами безвозмездно Реввоенсовету. Что касается работы Василевского, то она позволила также взять патент на изготовление хлористой серы в большом масштабе.

В виду того, что в Химическую» лабораторию ядовитых веществ стали поступать требования со стороны Военно-Химического Управления для производства некоторых исследований, я пригласил для означенных работ некоторых моих сотрудников по Академии Наук. Были приглашены Н. А. Орлов, Г.*А. Разу-ваев и мой сын Владимир. Они, несомненно, принесли некоторую пользу для налаживания работ во вновь созданной лаборатории, но оставались очень недолго на этой работе; только Орлов и Разуваев были приглашены читать некоторые курсы по химии в Артиллерийской Академии. Причина, почему означенные лица предпочли отказаться от ведения работ по исследованию ядовитых газов заключалась в том, что это клало на них особую ответственность перед ГПУ в виду особо секретной работы. В особенности их напугал инцидент с Н. А. Орловым, моим старшим ассистентом по Академии Наук. Я нахожу необходимым привести его здесь, так как это послужит к более полному выяснению характера Н. А. Орлова, который единственный из всех моих сотрудников доставил мне не мало очень горьких минут. Н. А. Орлов был учеником проф. В. Е. Тищенко в Ленинградском Университете. Сын генерала, он учился сначала в Пажеском Корпусе; во время революции он поступил в Университет, где окончил курс с отличием, и проф. Фаворский, будучи приглашен мною в Химический Комитет, поручил экспериментальную работу Орлову, неимевшему тогда никакой другой работы. В то время (в 1924 году) еще не надо было спрашивать ГПУ о разрешении поручить подобную! работу тому или другому лицу. А. Е. Фаворский на одном из заседаний комитета в Ленинграде представил мне скромного молодого человека, высокого роста, с интересным лицом и робкого во всех своих проявлениях. После того, как А. Е. Фаворский закончил работу с льюизитом, он просил меня взять Орлова ассистентом в лаборатории Академии Наук; В. Е. Тищенко также дал о нем хорошую рекомендацию.

Первое время Н. А. Орлов очень прилежно относился к работе; ранее ему никогда не приходилось работать с высокими давлениями и с каталитическими реакциями и ему многому пришлось учиться, чтобы овладеть методом. Я его назначил старшим химиком и поручил ему заведывать инвентарем лаборатории. Вскоре ко мне обратились два делегата от коммунистической ячейки Ленинградского Университета, которые дали очень плохую аттестацию об Орлове, как о человеке, так и об его политических убеждениях; они заявили, что если я не отстраню его от должности, то они будут просить Ленинградское ГПУ выслать его из Ленинграда. Я не придал этому разговору особого значения и переговорив с Орловым, решил его оставить в Лаборатории. Но преследование Орлова со стороны Г. П. У. приняло такую форму, что он решил немедленно поехать в Москву, чтобы просить моего заступничества. Надо было видеть состояние Орлова, его слезы и слышать его заверения об его глубокой ко мне преданности, чтобы понять мое решение спасти этого человека и начать хлопоты об его оставлении на моей ответственности. На другой же день я созвонился с Уншлихтом, заместителем Дзержинского по ГПУ, и, изложив ему всю« историю с Орловым, просил оставить его в Ленинграде, как хорошего химика. Уншлихт согласился и Орлов уехал в Ленинград, празднуя победу над своими врагами.

Казалось бы, что после такой истории Орлов должен был бы чувствовать ко мне особую признательность и стараться не беспокоить меня, улучшив свои отношения с другими химиками. Но у него была особая натура; ему доставляло громадное удовольствие заставлять своего друга или недруга переживать неприятные минуты. Я не знал ни одного человека, который мог бы сказать о нем доброе слово. Он был до нельзя груб с младшими химиками и часто ругал их непристойными словами. Сколько раз я пробовал деликатным образом уговорить его переменить свою привычку обращаться с людьми, но все было напрасно. Не сказав мне ни слова и пользуясь моим отсутствием из Ленинграда, он посылал в “Berichte” в Берлин статьи о деструктивной гидрогенизации. Хозяйство в лаборатории он вел так безалаберно, что мне пришлось его передать сначала Разуваеву, а потом специальному лицу, Д. Н. Дурасову, который и привел весь инвентарь и отчетность в полный порядок.