Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [131]

После этого исторического заседания, хотя приказ о формировании Химического Комитета еще не был отдан, Юлин приступил к выполнению тех задач, которые должны были быть в ведении этого высшего химического органа. Понятно, что главным вопросом в химической промышленности являлось установление у нас синтеза аммиака .из азота воздуха и водорода, и производства цианамида кальция. При обсуждении этих вопросов выяснилось, что для правильного решения вопроса необходимо ознакомиться с различными установками синтеза аммиака заграницей и потом выбрать ту, которая могла бы быть построена в кратчайший срок и, конечно, являлась бы наиболее рациональной. Для этого обследования было решено послать меня заграницу. Эта задача совпала с другим не менее важным делом, касавшимся тоже обороны страны, а именно с выясненим вопроса о методах изготовления ядовитых газов, которые должны были быть установлены на наших заводах согласно контракту, заключенному между нашими и германскими правительствами. Доктор Штольценберг, как сказано было выше, являясь поставщиком германского правительства, должен был дать полный отчет о> произведенных опытах и показать пробные установки. Для выполнения этой важной задачи была командирована особая секретная комиссия под председательством члена Коллегии Внешторга Владимира Захаровича Турова, Д. С. Гальперина, секретаря нашей комиссии Гуревича и меня; три члена комиссии были партийцы и только я был беспартийным. Таким образом в эту командировку на меня возлагались две важные задачи; вопрос о связанном азоте и изготовление ядовитых газов.

8-го мая наша комиссия выехала из Москвы; в столицу Германии мы прибыли как раз накануне избрания Гинденбурга президентом германской республики; злые языки тогда говорили, что он был избран голосами домашних хозяек. В 1925 году Берлин выглядел совершенно иначе, чем за два года перед тем: порядок, чистота, публика была хорошо одета, не наблюдалось никакого недостатка в продовольствии. В это время немцы дали нам кредит в 300 миллионов золотых марок для того, чтобы мы могли заказывать на их заводах необходимые машины и оборудование наших фабрик.

Первое время я был занят делами комиссии. На следующий же день после нашего прибытия в Берлин начались бесконечные заседания с немецкими представителями для выяснения положения дела у нас на Самарском заводе, а потом дебаты с Штольценбергом относительно его опытов по изготовлению ядовитых газов. После нескольких дней пребывания в Берлине, вся комиссия отправилась в Гамбург для продолжения обсуждения планов производства и для ознакомления с результатами, полученными на заводе Штольценберга. Доклад последнего о результатах получения иприта на его полуфабричной установке совершенно не удовлетворил ни меня, ни Гальперина. Мы задали ему ряд вопросов, на которые не получили удовлетворяющих нас ответов. Что меня более всего удивило, это то, что немецкие представители в нашей смешанной комиссии не только не присоединились к нашим вполне справедливым замечаниям, но стали защищать Штольценберга. Они приводили такие неосновательные доводы, что я не мог оставаться хладнокровным, и в решительной форме высказал удивление их поведением. Я заявил, что меня поражает, почему немецкие делегаты, казалось бы, столь же заинтересованные в скорейшей постройке заводов, как и мы, защищают деяния Штольценберга, свидетельствующие о малом понимании им дела. Я получил на это детское утешение, что не стоит волноваться, так как все образуется и Штольценберг полностью выполнит контракт. Ни меня, ни Гальперина такое заверение не могло успокоить, и у меня сложилось определенное убеждение, что этот господин не даст нам хорошего способа получения ядовитых газов. Как будет видно далее, мои предположения вполне оправдались.

Председатель нашей комиссии Туров был человеком без большого образования, но деловым и пользующимся авторитетом в партии; ко мне он относился с большим доверием и признавал мой авторитет в технике. Он был очень доволен моим выступлением в комиссии и сказал нам, что оно нам на руку в наших других переговорах с немцами. Своей поездкой заграницу я воспользовался также для закупки для лаборатории некоторых аппаратов и прихватил для этой цели свои деньги, а также деньги, данные мне НТО (в червонцах). Курс червонца в то время стоял очень высоко, и их можно было менять на марки в банке на Унтер-ден-Линден, организованном советским правительством. Для моих работ по осаждению металлов и их окислов под давлением я тогда приобрел у фирмы Линц биокулярный микроскоп, который позволял отбирать одни кристаллы от других.

Бывая постоянно в Полпредстве для получения разрешения на ввоз закупленных приборов в СССР, я часто имел дела с доцентом Петроградского Университета Апатовым. Он был физиком и, кажется, довольно способным экспериментатором, но более близкое знакомство с ним раз’яснило мне его недюжинные способности в совсем другой сфере деятельности. Он был назначен советским правительством в Берлинское Торгпредство для выполнения всех заказов учебных заведений по оборудованию физических и химических лабораторий. Все закупки могли быть совершаемы только через его отдел, и надо отдать ему справедливость, все эти дела он вел очень толково, преодолевая все бюрократические препятствия и в сравнительно короткий срок выполняя все заказы. Мне он очень помог по закупке аппаратов, за что я ему был очень благодарен. Он мне сказал по секрету, что Академия Наук за прошлый год потеряла кредит в 500 рублей, так как во время не заказала каких то приборов и, что только Туров может восстановить этот кредит. Скоро мне представился удобный случай для разговора с Туровым. Гуревич имел в Берлине сестру, которая была замужем за служащим Торгпредства по части закупки химических реагентов; она пригласила всю нашу комиссию к себе в гости, угостив очень вкусным ужином с изрядной выпивкой. Туров был в очень хорошем настроении, и я воспользовался удобной минутой, чтобы изложить ему мое дело. — «Для Вас, Владимир Николаевич, у меня нет отказа»,