Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [119]

Член Президиума А. И. Юлин, ставленник Пятакова, должен был ведать всеми делами, относящимися к химической промышленности. Так как он не имел в своем распоряжении никакого органа по управлению этой промышленностью, то ему приходилось решать дела по обсуждении их с представителями того или другого треста в каждом отдельном случае, вне связи с другими вопросами, что, конечно, не могло не отражаться на правильном развитии химической промышленности в СССР. Он был как бы королем без королевства, и притом обладал очень слабыми познаниями по химии, не имел понятия об актуальных задачах современной химической промышленности. Вопросы, вносимые им в Президиум, отличались неподготовленностью! и их приходилось снова передавать в особые комиссии, куда Президиум включал также и меня. А. И. Юлин был произведен в прапорщики артиллерии в самом конце войны и проходил 5-месячный курс в Михайловском Артиллерийском Училище; так как он получил первоначальные сведения по химии по моему краткому учебнику химии для военных училищ, то он считал меня своим учителем. Он располагал приятной наружностью и первое впечатление от разговора с ним получалось располагающее в его пользу, но его дальнейшее поведение обнаруживало в нем такие качества, которые оттолкнули от него всех, кому приходилось иметь с ним дело. Мне придется коснуться его деятельности в Президиуме ВСНХ несколько позднее.

По приезде из Берлина я доложил Пятакову о моем разговоре в Торгпредстве со Стомоняковым относительно необходимости получить техническую помощь И. Г. Фарбениндустри по изготовлению у нас наиболее важных красок для нашей текстильной промышленности. Пятаков сразу же ухватился за эту идею и принял меры, чтобы выписать представителей И. Г. для переговоров. И действительно, в скором времени приехало 4 или 5 видных представителей И. Г. и в особой комиссии, куда вошел и я, началось обсуждение вопроса, как наладить у нас

производство некоторых красок и других химических продуктов, платя за это монопольной покупкой у немцев необходимых для нас красок. Эти разговоры в созданной комиссии тянулись годы. Временами казалось, что затея кончится ничем, но через два или три года нам все-таки удалось выторговать от И. Г. рецепты приготовления некоторых (насколько помню, 4) полупродуктов, важных для изготовления хороших сортов современных красок. В конце концов И. Г., будучи не в силах далее терять время на бюрократическую! волокиту, решило более не возобновлять контракта с нами и продавать свои краски лишь за наличный расчет.

В комиссариате Народного Просвещения, во главе которого тогда стоял Луначарский, был образован специальный отдел по техническому образованию; заведывать им была назначена Варвара Николаевна Яковлева, жена И. Н. Смирнова. Она написала письмо в Президиум ВСНХ, чтобы я был назначен членом коллегии этого отдела, как представитель от ВСНХ. Президиум выразил свое согласие, и мне прибавилось еще одно занятие: еженедельно присутствовать на заседаниях коллегии, которые большей частью происходили по вечерам и иногда затягивались до поздней ночи. В течении почти двухлетней работы, мне пришлось хорошо узнать Яковлеву, и я вынес впечатление о ней, как об очень деловой женщине, умевшей разбираться в трудной обстановке и выносить правильные решения. Конечно, при распущенности, которая тогда господствовала в высшей школе, необходимы были сверхчеловеческие усилия, чтобы наладить жизнь в высших учебных заведениях, куда поступали из рабфаков (рабочие факультеты) или из школ Пой ступени совершенно безграмотные юноши и девицы. При всем желании молодежи учиться, в высших учебных заведениях они не могли следить за курсами высшей математики, физики и химии, так как подготовка по элементарной математике и физике была совершенно недопустимой. Из школ, соответствующих прежним средним учебным заведениям (гимназиям и реальным училищам), выходили совершенно необразованные люди. Плохая подготовка в школах Пой ступени обусловливалась, главным образом, недостатком хороших учителей (многие старые педагоги были изгнаны за свою якобы контрреволюционную деятельность), отсутствием школьной дисциплины и очень слабым контролем учащихся. Кончающие школу не умели писать грамотно по-русски, не умели правильно выражать свои мысли ни словесно, ни письменно. Поэтому в высшей школе приходилось учить тому, что должно быть сделано в средней школе.

В. Н. Яковлева очень умело вела заседания, и, несомненно, некоторое улучшение было произведено. Но я очень пессимистически смотрел на постановку образования в наших учебных заведениях. На всех ступенях оно сильно отставало от того, что было до революции. Все похвалы новому направлению в учебе, которые распространяли повсюду большевики, совершенно не отвечали действительности. Только одни подлизы учителя и профессора могли защищать большевистскую систему образования, которая в глазах настоящих педагогов не выдерживали никакой серьезной критики. Уже утверждение большевиков, что среднее и высшее образование было доступно в царское время только для высших классов, совершенно ложно, и я приведу два примера, из которых будет видно, как обманывали большевики доверчивых иностранцев, очень мало знавших Россию до революции. Я учился в 3-ей военной гимназии, в которой все воспитанники были приходящими; в этой гимназии учились и дети торговцев, и князья, и графы. На одной лавке рядом со мной сидели Мочалов, сын торговца рыбой, и граф Салтыков, и никто никогда не позволил бы кичиться своим происхождением. Дворян в нашей гимназии было менее половины, а остальные были разночинцы. Вторым доказательством тому, что образование было доступно всем классам, я могу привести состав учеников XI классической гимназии в Петербурге, которая помещалась на Выборгской стороне. Я точно знаю этот состав, потому что в ней учились все три мои сына, а кроме того, я был в течении 8-ми или 9-ти лет председателем Родительского Комитета и потому хорошо ознакомился с родителями учеников. Гимназия имела около 400 учеников, и из них не более 5% были дети потомственных и личных