Жизнь на обочине - [68]

Время репрессий, издевательства конвойных начало затихать. Пережило свой пик. В стране наступила оттепель. Политических начали освобождать уже после смерти вождя. Изменялись и отношения между конвойными, лагерной администрацией и заключёнными. Но в семье не бывает без урода. Не стоит думать, что не попадались отдельные люди среди конвойных и лагерной администрации творившие произвол. Нет! Это было тогда. Это есть и сейчас. Наверно, не исчезнет и в будущем. Безграничная власть над жизнью человека очень тяжёлое и суровое испытание. Выдержать его не стать зверем? Трудно. Но речь не об этом.

Прибыл я в зону с очередным этапом. Был встречен ласково и уважительно местным авторитетом. "Малява", это на языке моего мира известие, о моём прибытии и моём месте в епархии криминального мира пришла раньше. Она опередила мой этап.

Державший лагерь Глеб "Астраханский" вор в "законе" был патриархом нашего мира. Человеком уважаемым и известным. Ему было на тот момент 67 лет. В криминальный мир он вошёл ещё до революции и считался самым главным знатоком и толкователей законов. Находиться рядом с ним было престижно для любого авторитета уголовного мира. Сказал ему об этом сразу.

По моему рангу мне сразу же освободили нижнее место на нарах в углу. Рядом с кроватью авторитета. Проведенное рядом с ним время было самым счастливым временем в моей жизни. Освоился быстро. Получил подкормку из "подогрева" присылаемого с воли. И осмотрелся.

Барак как барак. Сырое, полутёмное строение с длинными рядами деревянных нар в три яруса. С "буржуйками" в проходах. Они давали тепло. Свет давали лучины и лампы "летучая мышь" такое чудо на керосине. Условия в таких зонах находящихся в глухих местах были одинаковы. Электричество шло на прожектора и освещение жилого посёлка администрации лагеря и казармы охраны. Его получали от генераторов.

До ближайшего жилья было 300 километров глухой тайги и болот. Зона трудилась на лесоповале. Мороз, снег, дождь, грязь на положенный план валки леса влияния не имели. Плюс обязательное перевыполнение плана вставшими на путь исправления заключёнными. По догмам тех лет тяжёлый труд исправлял всех.

Для тех, кто от этого труда загибался и умирал. Было место за зоной небольшой участок земли. С разрушающимися холмиками брошенных могил. За смерть заключённых лагерное начальство не третировали. Умер и умер! Умирает же народ и на воле? Послушный врач всегда напишет мудреный диагноз смерти на латинском языке. Всё равно читать будут только при проверке. И совсем не важно, что умерший от воспаления лёгких, сердечной недостаточности или другой болезни был раздавлен упавшим деревом. А то и имел на теле следы побоев от сапог и прикладов конвоиров или ножевые раны, или след от "заточки". Главное было то, что указанно в отчётности. Такова лагерная жизнь. Её законы и правила. Вот такие прелести жизни на зонах не исправляли, а озлобляли, ожесточали человека. Делали его зверем.

Криминальный мир жил своей жизнью своими законами. К тому, чем и как жили остальные, не принадлежащие к нему сидельцы был равнодушен. Лагерное начальство тоже в основном занималось жизнью остальных сидельцев. Наказывало. Поощряло их. Сажало в карцер. Лишало жалкой пайки хлеба. Воспитывало и перевоспитывало. Криминальных авторитетов, их охранников и сподвижников не замечало. Они были "невидимками"! Существовали в плоти и наяву. Но начальству лагеря были не видимы.

Два дня отсыпался. Отъедался. Отходил от "этапа". Радости поездки в холодных "теплушках". В товарных вагонах для скота, но с нарами. Редким кормлением. Это утомит и измотает кого угодно. Но я был молод и отошёл быстро. Как любой человек начал замечать и интересоваться жизнью окружающих.

В половине шестого барак просыпался. В 6.00 общий подъём гнал всех в "гальюн". Деревянный продуваемый ветрами старый сарай. За 20 минут под окрики лагерных воспитателей полагалось оправиться на десяток дырок. В бараке жило около 200 человек. Потом 10 минут на умывание. 25 минут на получение миски баланды и куска хлеба. В эту же норму времени входил и сам завтрак. Поедание этой баланды. Без 5 минут 7 построение на плацу. Для получения задания по заготовке леса на текущий день. И так без выходных. Ежедневно. Отдыхать заключённым не положено. Воспитательный процесс не прерывается. А то ещё обрастут жиром на харчах народных.

Понятно! Зона не курорт и не самое лучшее место для жизни.

Этот день прошёл как обычно. Я беседовал о жизни с Глебом. Слушал его воспоминания. Остальные расположились на расстоянии от нас. Они резались в карты. Беззлобно переругивались. Некоторые спали.

Обеденную пайку нам принесли в барак. Так было заведено. После обеда мы все вышли прогуляться на свежий воздух. Ибо в бараке, где обитает две сотни человек воздух соответствующий. Испарения от тел, портянок, пропотевшей одежды. Дышали воздухом. Прогуливались. Вечер подкрался незаметно.

Гомон и шаги известили о возвращении в барак остальных обитателей. Их встревоженные голоса привлекли моё внимание. Первыми в ворота барака служившие дверями вошли четверо. На импровизированных носилках они внесли окровавленное тело человека. За носилками шёл человек в длинном чёрном плаще. Плащ был подвязан обычной верёвкой. На голове его была странная шапка. Эта шапка закрывала голову до ушей. А дальше седые волосы ниспадали на седую бороду. Это был старик?