Жизнь на грани - [36]

И все же пока ей было тяжело быть благодушной ко всем страждущим, которые ее окружали. Да и эта девчонка-полуножка вызывала пока что в ней какую-то брезгливость, ей самой не очень понятную.

Но, может быть, со временем удастся все разрулить… А пока можно поесть ананаса и пригубить малость советского шампанского. Конечно, не по-чиновничьи… но ей нравилось.

Да, знал бы об этом благотворительном вечере Павел, был бы он здесь, возможно, ничего плохого бы не произошло…

– А чего ты не идешь с ребятами на творческий вечер? Алевтина Эдуардовна устроила, – спросила Павла удмуртка.

– А-а-а… э-э-э-э… – растерялся молодой человек. – Ну-у, наверное, потому, что раковину с Гришей прикручиваем к дранке.

– Молодец. Подходи если что, мы с дочкой щас туда двинемся, – позвала его соседка, а он все же покрылся мурашками от ее голоса. «Жаль, что она по-прежнему звучит как обезьяна», – подумал Паша про себя, а вслух спросил у Гриши:

– А что ты думаешь про хозяйку? Вечера там… Акции для обездоленных. А сама денег с нас за электричество берет, будто у нас в комнате сварка идет полным ходом. Да и Кристину она гнобит. Мне вот она не нравится.

– Не судите, да не судимы будете. Помнишь, откуда это?

– Перед Рождеством тренируешься? – Паша попробовал срезать мужика.

– Нормальная она тетка, я тебе говорю. Сперва кажется… – новый знакомый на несколько секунд замялся, обдумав, говорить собеседнику об этом или нет, – …мутной, а потом понимаешь..

– Что она не злая, а просто народу тут много? – Несмотря на то, что Павел не любил, когда его, что называется, учат жизни, он был достаточно гибким, чтобы изменить мнение о человеке, если он этого достоин.

– Да, точно. Чтоб никто не выделывался. Так что, – сказал Гриша, чихнув, – не все такие чудовища, как можно сперва посчитать. Подумай об этом.

– Аминь.

Слова местного сантехнических дел мастера не вполне убедили Павла. В его сознании все крепче становилась мысль о том, что Алевтина Эдуардовна, эта коррумпированная дрянь, которая не очень держит людей за человеков, заслуживает смерти…

Впрочем, за эти несколько дней он понял, что несчастлив не из-за нее, а из-за себя. «А может, обойдется и без радикальных мер», – подумал Павел и с болью и негодованием вспомнил, как сильно оскорбило Кристину отношение хозяйки к ее здоровью.

– Грих, может, ты и прав. Но я думаю, что некоторые вещи прощать нельзя, а горбатого только могила исправит. Не терпеть же это?

– Ну, смотри сам. Меня она устраивает, деньги, хоть и небольшие, платит. О, вот и все. Мы молодцы! – Воскликнул молдаванин с добрыми глазами и хрипотцой в голосе о раковине, держащейся теперь не на соплях.

– Спасибо за помощь!

– И тебе спасибо. Не благодари. Ты позвал, а подсобить здесь – это моя работа. С ванной-то справились. Ну и здесь все оказалось решаемо, – ответил Гриша, собирая инструменты.

– Доброй ночи.

– И тебе.

2

Спал в ту ночь Павел очень беспокойно.

Молодому человеку приснился сон, очень четкий и конкретный. Прямо скажем, реалистичный. Вот Петербург, Сенная площадь. Люди снуют туда-сюда. А вот и знакомый Вознесенский проспект, 33. Двор дома, в котором живут они с Кристинкой. Зима, снежок сыплет и настроение такое… новогоднее, как в детстве, когда ждешь чудес и Деда Мороза. Все крайне приветливо, и, несмотря на морозец, на улице хорошо и уходить не хочется. Но Павла зовут друзья на творческий вечер в арт-пространстве дома. Как говорится, бьют – беги, а зовут – иди.

Куча народу, приятные все лица. Тусовка, массовка. Ананасы и советское шампанское. Кисло, но на халяву все вкуснее. А потом раз – пространство дома изменяется и вместо нынешнего уютного постсоветского андеграунда превращается в пародию на автомобильную парковку, смешанную с кладбищем. Паника, крики, звон. Страх берет! Павел стоит, смотрит на все это дело и пошевелиться не может. А народ бежит прямо на него. Потом раз – и все куда-то исчезают. Все как один.

Только в ушах остается звенящая тишина и больше ничего. Кроме чувства всепроникающего одиночества, от которого никуда не скрыться. Но что это? Дом вновь залит солнечным светом. И пусть внутри стены его местами обшарпаны, а удобства оставляют желать лучшего, с тоской вспоминая о временах своей молодости, раньше, казалось бы, от этой неприкрытой простоты и бедности веяло теплом и безопасностью. Но теперь, во сне, все вроде бы то же самое – тот же дом, те же стены и обстановка. Вот только уюта нет. Одна лишь пустота, и солнечный свет не греет и не позволяет тебе надеяться на лучшее, а только леденит душу, оставаясь к тебе безучастным.

Пустые комнаты и никого нет рядом: броди где хочешь, словно ребенок, играющий в какую-то приключенческую игру в своем собственном мирке пульсирующего яркими красками воображения, ведь знаешь, что это сон. И ходишь, но без удовольствия, пусть даже чувствуешь себя здесь хозяином. Хотя это только снится, а все равно – страшно. Спишь и видишь, что не ты хозяин этого дома, а он владеет тобой. Тем более, когда ты с ним один на один. «Я твой, делай со мной что хочешь», – говорит он, приглашая тебя войти в очередную комнату. Но затем становится ясно, что это все – насмешка, ведь дом бесполезен, а ты в нем – взаперти.