Жизнь на грани - [31]

Очередная парадоксальная ситуация органично вписалась в узор судьбы Павла.

– Чего тебе? – спросил Павлик. Юнец оказался студентом-журналистом из Москвы. Не думая дважды, студент попытался под дождем показать Павлу свой студенческий билет.

– Убери, давай отойдем под арку, – предложил он юнцу. Странно, но слова сами собой сходили с его губ.

Студент охотно согласился. Объяснив Павлу, что он здесь, потому что «их» отправили на практику делать опрос насчет «Дневника писателя» и о творчестве Достоевского в целом, будущий журналист принялся задавать Павлу вопросы:

– Сколько тебе лет, как зовут, на кого учишься?

– На психолога.

– Почему?

– Потому.

– Ладно. Достоевского читал?

– Читал.

– Что больше всего нравится?

– «Преступление и наказание».

– Что тебя интересует в творчестве Достоевского? – не унимался ньюсмейкер.

– Личность Достоевского, которую он выкладывает на страницы своих отличных книг…

– Как это?

– А так, что, если лично тебя коснется то, о чем пишет автор, тогда твоя жизнь станет чуточку лучше. И меняют сознание людей не социальные опросы на бессмысленные темы, а искусство. Но творить не всякий горазд, тут уж извини – зависит от личности.

– А можешь ли ты рассказать о каком-нибудь таком случае из своей жизни, когда ты был на грани?

– Тебе нужен конкретный пример или отвлеченный?

– Конкретный, – потребовал студент.

– В восемнадцать лет я полюбил сексозависимую алкоголичку и чудом остался жив-здоров…

– Я не знаю, что тут можно сказать…

– Ну все, тогда я пошел?

– Не-не, погоди. Ну а ты… перешагивал черту, как Раскольников?

– Убивал ли я старушек?

– Нет, ну воровал, например?

– Давай ты сделаешь об этом выводы на основании того, о чем я тебе уже рассказал, хорошо? Кстати, насчет «Преступления и наказания» я бы сказал, что идеал нашего времени – это «Преступление без наказания». Назревает у меня такая идея в последние дни.

– Это как?! – Глаза журналиста выпучились от недоумения. Оно было столь сильным, что он не стал скрывать эмоций.

– Ну смотри. Допустим, ты живешь в расселенном доме, который тебе сдает коррумпированная чиновница. Так? Идем дальше. Как гражданин ты можешь действовать по закону и сдать ее ментам, подставиться, чтобы сделать мир лучше, но сперва надо определиться, что это принесет – больше вреда или пользы? Понимаешь?

– Не совсем. А можешь более простой пример насчет твоей идеи?

– Вижу, что не совсем. Эм-м… Ну вот девушка стоит. Обычно ты ее не ударишь. А если она побежит на тебя с ножом и без шуток?

– Не знаю…

– Так вот, ты либо защитишься и отнимешь нож, либо она тебя убьет. Я говорю о том, что не нужно создавать себе лишних ограничений, когда четко видно, где добро, а где зло, но берегись, если одно не может существовать без другого. Самозащита не делает из тебя преступника. Тем более, наша судебная система строится на том, что ты можешь доказать. Вроде бы Федор Михайлович иллюстрировал эту тему, тебе не кажется?

– Ясно… Ну а вот ты говорил про ту свою девушку. Думал ли ты когда-нибудь совершить самоубийство?

– Как это соотносится с Достоевским? – разочарованно спросил Павел, отметив, что интервьюер преследует свои задачи, а на смысл ответов парнишке наплевать.

– Ну, он же в «Дневнике писателя» затрагивал тему самоубийства… – не слишком уверенно пояснил студент.

Собравшись с мыслями, Павел решил, что эта реплика станет последней в этой неожиданной и затянувшейся словесной перестрелке:

– Честно говоря, каждому из нас бывает плохо. Настолько, что хочется послать все к черту. Но сила человека определяется в такие дни тем, ради чего он остается жить, – ради детей, ради тех, кому еще хуже, чем тебе, ради того, чтобы написать книгу. А если мы спустимся на землю, то сейчас вежливость удерживает меня от того, чтобы послать тебя на хрен, а вообще – я хочу зайти в магазин за продуктами, так что давай на этом закончим. Иначе, того и гляди, поймешь на себе суть моей идеи в полной мере.

– Хорошо, я понял. Давай, – коротко согласился парень и ушел в туман.

Снаружи Павлу было холодно, а внутри себя больно и злобно. Превосходя бурю внутри, неровно шагая, он двинулся в комнатку на Вознесенском – убогую, но такую уютную и теплую.

3

По пути в мещанское гнездышко молодой человек заскочил в магазинчик, где взял молока и десяток яиц. «Яйца, потому что сытно и быстро. Молоко в самый раз к кофе», – нашептывал он сам себе, стоя у витрины. Прошел на кассу, но, вспомнив о Кристине, вернулся в отдел, где продавалось печенье.

Продавщица недовольно цокнула, закатив глаза.

– Я отвлек вас от игры в телефоне, понимаю. Не скучайте, я скоро вернусь, – бросил он ей и поскакал за сладким к чаю.

– Эй, ты чего такая? – спросил Паша соседку. Он смотрел на ссадины, поселившиеся на ее руке, скрывая свое нездоровье и махнув рукой на покупки, которые надо было распаковать.

– Ты прямо как я уже стал, – с усмешкой парировала Кристина, оценив его состояние. Ловкий ход, если не хочется отвечать на больной вопрос.

– Почти. И все-таки? – настаивал он, машинально то поднимая, то опуская на пол пакет с едой.

– Да просто… руку поцарапала.

– Покажешь?

– He-а, только если так, – мельком показала повреждения девушка, поспешно спрятав руку под свитер.