Жизнь на грани - [105]

Но и тогда он нашел выход. Он заключался в том, чтобы, став взрослым и найдя себя в некоторых аспектах жизни, оставаться по-детски непосредственным и жить, как и некоторое количество лет назад, здесь и сейчас.

Воспоминание о том, что детям не страшно, давало Антону надежду на то, чтобы принять жизнь такой, какой она есть. Ведь, конечно, бытие определяет сознание – как ты живешь, так ты и мыслишь. Но вскоре он понял, что верно и обратное – как ты мыслишь, так ты и живешь.

«Так что, – решил он, – мир будет таким, каким я хочу, чтобы он был. И все у меня получится».

Говорят, что самый главный поступок – это мысль. Ведь если ты по-настоящему принял решение, то тебя никто не собьет с пути, который ты выбрал. Как только Антон принял решение, дела пошли в гору.

А в 1998 году, когда страна встретила дефолт, он встретил свою будущую супругу. Тем не менее обоим было по двадцать пять лет, оба имели свою голову на плечах и вскоре поженились, поняв, что времена нелегкие, а вместе проще. Тем более, когда по любви, а не брачному договору.

Доказательством этого послужило рождение на свет хорошенькой дочки, которую молодые люди назвали Машечкой.

Он любил их двоих, и так было всегда.

Если же вспоминать о более прозаичных вещах, то работал Антон руководителем службы экономической безопасности на одном из заводов города. Прежние люди, занимавшие ранее ту же должность, что и он теперь, были сплошь из органов: бывшие эмвэдэшники, омоновцы, а может даже, и эфэсбэшники. Он ничего не имел против этих людей, кроме того, что им больше подходило выбивать мозги и показания, чем ловить воров внутри завода и, отслеживая спорные моменты в договорах, разбирать ситуации с поставщиками.

У них на этом поприще был один метод – силовой. Заключался он в том, чтобы разговорить подозрительного работника, а затем, используя шантаж, заставить его сотрудничать. Проще говоря – провинился, значит, стучи на тех, кто приворовывает. А если не хочешь информировать («стучать» это неполиткорректный термин в нынешней демократичной матушке Руси, хотя употреблять его можно – ведь «свобода слова»), тогда, как говорится, гуляй, Вася.

Антон же, напротив, никогда не играл в подобные игры. Родители его были интеллигентными людьми, учителями, привившими ему культуру воспитания высшей пробы. Его подход к работе кардинально отличался от того, который применяли его предшественники. Так что дела его не могли не пойти в гору. Но успех пришел к нему не сразу.

Вернее, это он шел к успеху, просто стараясь работать хорошо и наслаждаясь процессом. Он никого не подсиживал и не подставлял. Это заметили, и спустя год он уже был свой среди своих. А все потому, что умел договариваться с коллегами. В каждом из них он изначально видел не преступника или лоботряса, а человека. Честный взгляд на вещи помогал отделять зерна от плевел. Но и тут было новшество: отделение одних от других происходило на идеологической основе.

Хотя бы для того, чтобы у изначально хорошего работника заранее не тряслись ноги при входе в информационный отдел, где Антон был королем, которого не пытались свергнуть с трона его подданные.

Например:

– Мы с вами в одной связке. Ведь оба заботимся о благополучии завода, так?

– Точно так.

– Да бросьте, я же не бывший мент. Так вот, раз мы хотим, чтобы наше предприятие процветало… – и так далее.

Все это позволяло быть, как говорит молодежь, в теме, и знать, в какую сторону дует ветер (а не конкретных провинившихся за счет информации, полученной раскаленными клещами, щипцами или чем-нибудь эдаким).

Но и без того работы, что называется, хватало. Одно согласование договоров чего стоило. Антон помнил, как однажды ему прислали менеджера-новичка, по всей видимости, неопытного, который утверждал, что он и есть тот, кто ему нужен.

Примерно так:

– Вы уверены? – спрашивал Антон, слегка прищурившись и отложив свои очки в сторону.

– Да.

– А вы вправе принимать решения?

– Ну… я, это мой договор, – выдавил из себя менеджер, разведя руками.

– Ну… я… и хата не моя, – язвительно передразнил Антон. – Вы ведете этот договор, разница понятна?

– Очевидна.

– Тогда не тратьте свое время, мой друг. А в интересах нашего завода, – Антон сделал небольшую паузу для пущего эффекта, – и вашего руководства согласовать стоимость по вот этим трем позициям. В противном случае визы своей я не поставлю, – закончил начальник, имея в виду, что договор, который он только что вертел в руках перед лицом молодого человека, дальше не пойдет, если он не поставит свою подпись там, где ее очень и очень ждут.

Так что, как ни крути, а своей работой Антон был доволен. Он старался делать свое дело и беречь при этом свой нос, и его за это уважали. А кроме того, угорев на новогоднем корпоративе, Антон (как вам такое понравится?), как и многие начальники, изменил своей жене с секретаршей.

Первый и последний раз.

Рождество было скандальное: супруга сидит за компьютером и видит на одной из фоток его, пьяного и довольного, уткнувшегося в красивую грудь сотрудницы. Улыбка до ушей, глаза в разные стороны, как у Гомера Симпсона. Одной рукой обнимает раскрасневшуюся девицу, а другой пытается удержать початую бутылку «Чинзано Асти».