Жизнь между схватками - [8]

По его словам, мама из кабака пошла к себе домой, а он – к себе. Так он говорил, а как было на самом деле, никто не знал.

Как маму не искали, а найти не смогли. Ее исчезновение почти тридцать лет оставалось большой тайной. В Торжке много про это судачили, молва даже растрезвонила, что видели ее через десяток лет всю в золоте на дорогой машине, в окружении богачей. И по сей день она считается без вести пропавшей. А я была уверена, что мама по своей воле ну никак не согласилась бы оставить нас одних – хоть что там ни говорили люди, а я сердцем чувствовала, что троих детей и любимого пса Грея она сама бросить не могла.

Я очень долго переживала потерю родного человека. Стала употреблять много алкоголя и сигарет, затем подтянула к себе маминых цыганских бродяг, и мы стали дружить. Я научилась и гадать на картах, и воровать на базаре по выходным. А потом и вовсе влюбилась в цыганенка Серегу по кличке Чемба.

Мало-помалу дружба и детская любовь переросли во взрослые игры. Мы стали спать уже без трусиков, ну и, конечно же, я собиралась за него замуж. Но мать его, Фаина, женщина строгих правил, была категорически против русской невестки: «Женишься только на своей – цыганке».

Хоть я почти и была цыганкой и по крови, и по поведению, но меня все равно в таборе считали чужой. Тогда мы приняли кардинальные меры.

Твердо решив бороться за свою любовь, как Ромео и Джульетта (и возраст героев совпадал: ему было шестнадцать, а мне четырнадцать), мы поступили, как истинные романтики: собрали вещи и пустились в бега.

Ну и смешные мы были тогда! Походили-побродили, а деваться-то некуда. Недалеко от бабулиного дома находилась заброшенная Покровская церковь (теперь уже восстановленная). Вот мы туда и приползли, как два муравья, влезли аж под купол, нашли местечко себе на досках и улеглись на ночлег. Первое, что нас побеспокоило, – это комары, но Серж быстро исправил положение – разжег костерчик.

Уснули мы ненадолго. Я проснулась от запаха паленых волос. Непотушенный костер добрался до Сережкиных волос, а он все спал как убитый.

В итоге спасла я его шевелюру, разбудила Сережку, и мы давай оттуда тикать. Но пожар мы все-таки потушили. Поволоклись потом спать в беседку, которая стояла у нас во дворе. С рассветом мы встали, заели утро свеженькой морковкой с грядки и сбежали оттуда прочь. Потом поплелись на вокзал и укатили в Тверь. Там поболтались по базару, нажили деньжат, слегка пообедали. И все же – юными бродягами или влюбленными разбойниками – мы вернулись-таки в родной город на знакомую улицу.

Через пару лет от великой страсти почти не осталось и следа. Конечно, мы все это время еще тусили вдвоем, но это было уже не то. Жирную точку в наших с Сережей отношениях поставила нелепейшая история, произошедшая со мной в пятнадцать лет. Серж стал засматриваться на мою подружку – и я впервые познала ревность, это жгучее чувство, подобное болезни.

Наша дружба испортилась, но каждый вечер мы все равно сидели у меня и слушали музыку.

От мамы у меня остался шикарный музыкальный центр «SHARP» с двумя колонками. И как-то раз после очередного музыкального вечера зашла ко мне подружка Галка. Вот они вместе от меня и ушли. Я тогда разобиделась и пошла следить за ними.

Вот до чего ревность доводит! Парочка быстро скрылась из виду, и я вернулась домой. Когда я вошла в комнату, меня снова ждал сюрприз – и опять я не поверила своим глазам. О ужас! Окно было открыто нараспашку, а музыкального центра и след простыл. Это единственное, что осталось от мамы!

Меня затрясло, и я быстро выскочила из окна, перепрыгнула через двухметровый забор, ободрав ноги в кровь (шрам остался до сих пор, как коварное напоминание об отчаянной моей юности), и помчалась к Галке. Я застала ее дома.

– Где Серж, Галка? – запыхавшись спросила я.

– А-а, – отвечала сонным голосом Галка, – он до угла меня проводил, потом сказал, что ему надо к тебе вернуться, что он ключи свои у тебя забыл, и убежал, бросив меня в темноте.

Тогда мне стало все ясно. Я села в подъезде и заплакала. Мне было так обидно, что меня ограбил любимый человек, которому я так наивно доверяла.

Незнакомый вор в чужой дом так просто не полезет; тем более свет везде горел, а значит, дома наверняка кто-то был. Только он, Серж, знал, что окно было открыто: именно он его открыл, чтобы покурить, и не закрыл его специально… Только он знал, что бабуля уже выпила самогоночки и поэтому уже очень крепко спит.

Тогда я затаила на него злобу. А на утро мы с бабулей обнаружили две наши колонки у забора. Стало быть, это вор-одиночка, без помощников, выронил колонки, когда перелезал через забор. Значит, точно Серж!

На другой день мы с ним встретились. Я ему со слезами рассказала всю историю, а он принялся меня жалеть, успокаивать, предлагать разные варианты:

– А давай-ка я у тебя куплю эти колонки? Тебе ж они все равно уже не нужны без центра.

После этих слов у меня не осталось и сомнения: Серж был виновен на все сто. Глупый, наглый цыганенок полагал, что он хитрее всех.

– Нет уж, – отрезала я, – эти колонки мне дороги, как память от мамы. Извини, буду их беречь всю жизнь.