Жизнь Марии Медичи - [26]

«Для Франции эта смерть была скорее благом, ведь теперь и запросы принца, казалось, должны были бы стать умереннее, но опыт показал обратное – он счел, что, оставшись один, может претендовать на большее»⁹⁹.

Будучи человеком хитрым и осмотрительным, принц не сразу обнаружил свои аппетиты, а стал дожидаться удобного случая, совершенно справедливо рассчитывая на трусость и взаимную неприязнь министров.

Кончино Кончини и его жена готовы были поддержать принца де Конде, но этим только навредили себе, ибо министры доложили Марии об их намерениях. Однако флорентийцы, у которых повсюду имелись шпионы, сумели избежать гнева, ибо, предупрежденные заранее, успели придумать лживое объяснение переговорам с принцем.

Как видим, «подковерная» борьба не прекращалась ни на минуту. Даже кардинал де Ришельё, великий мастер всякого рода козней, не удержался и написал по этому поводу:

«Времена были настолько злосчастными, что такие люди были самыми ловкими и самыми изобретательными по части интриг, а интриги их были таковы, что министры были более озабочены тем, как упрочить собственное положение, чем тем, что необходимо государству»¹⁰⁰.

Но, несмотря ни на что, вдовствующая королева, как настоящая женщина, успевала подумать обо всем. Вернее, обо всем, что ей было интересно и понятно. Например, об украшении Парижа. Она, в частности, приобрела особняк герцога Франсуа Люксембургского в предместье Сен-Жермен и несколько соседних садов и домов, чтобы разбить парк и заложить новый прекрасный дворец. По ее приказу были посажены фруктовые деревья, а еще, чтобы обеспечить парк водой, она велела провести водоток от источников Ронжи, что в четырех льё от Парижа.

Появлялись в ее голове и другие идеи. Например, королеве вздумалось наладить внутренне судоходство так, чтобы из Средиземного моря можно было попасть в Атлантический океан. Идея, конечно, интересная, но, как говорится, всему свое время. Во Франции тогда имелось множество гораздо более серьезных проблем, и этот проект так и не был реализован.

* * *

Так прошло еще двенадцать месяцев и наступил 1614 год. Мария вступила в пятый год своего регентства. Щедрые подарки придворным в значительной степени утолили их корыстолюбие, но не совсем – людям такого рода всегда мало, однако государственная казна была пуста, и на новые подарки Марии не хватало денег. К тому же ее окружение мечтало не о деньгах и драгоценностях, а о власти.

Безусловно, удручало и то, что молодой король, порой проявлявший удивительное упрямство, оказался человеком слабохарактерным. Но «наихудшим, – как отмечает в своих “Мемуарах” кардинал де Ришельё, – было то, что исчезла боязнь проявить неуважение к священному величию монарха»¹⁰¹. Придворных волновало одно: как бы подороже продаться, «и это уже не было неким дивом; ведь если можно, используя все честные способы, сохранить скромность и искренность между обычными людьми, то как сделать это посреди разгула пороков, когда перед испорченностью и алчностью распахнуты двери, когда самым высоким уважением пользуются те, кто продавал свою верность по самой высокой цене?»¹⁰².

Жесткие слова и во многом справедливые, но, как ни странно, исходят они от человека, который любил говорить: «Дайте мне всего шесть строк, написанных рукой самого честного человека, и я найду, за что его можно повесить»¹⁰³. Говорил и такое: «Купить верность, раздавая направо-налево должности и деньги, – неплохое средство обеспечить себе спокойствие»¹⁰⁴.

Но что же Мария? До совершеннолетия Людовика оставалось совсем немного, и она начала беспокоиться. Важно, однако, что в это сложное время она не допустила открытой войны между различными партиями.

Чтобы укрепить свои позиции, Мария снова решила опереться на герцога д’Эпернона. Кроме того, она дала надежду герцогу де Гизу на то, что он встанет во главе армии.

Безусловно, это не понравилось Кончино Кончини, который не пылал любовью к этим господам. Маркиз д’Анкр (Кончино Кончини) все еще вынашивал планы сблизиться с принцем де Конде, но тот, возможно из осторожности, не предлагал флорентийцу принять участие в своих замыслах.

Уставшая от интриг, Мария уже стала подумывать, а не отречься ли ей от регентства, но нашлись люди, сказавшие ей, что этого делать не стоит, так как в случае отказа от регенства она подвергнет опасности своего сына, Людовика XIII.

Противники Марии усиленно распространяли грязные слухи. Так, она узнала, что в Бретани, где было много сторонников Конде, на каждом углу говорят о том, что регентша хочет отравить короля, дабы получить всю полноту власти. Понятно, что это была клевета, но вспомним Пушкина:

Бессмысленная чернь

Изменчива, мятежна, суеверна.

Легко пустой надежде предана.

Мгновенному внушению послушна.

Для истины глуха и равнодушна,

А баснями питается она¹⁰⁵.

Это писалось о другой стране и о другом правителе, но чернь действительно питается баснями, а басни порождают недовольство, способное перерасти в открытый бунт. И право же, надо отдать должное Марии Медичи: как бы ни хулили ее современники (и, добавим, историки), в годы своего регентства она проявила решимость, считая своей главной целью служение королю и Франции.