Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [35]

. В эти решающие для жизни Михаила Муравьева мгновения внимание начальника Главного штаба русской армии было, конечно, сосредоточено на вещах значительно более важных, чем жизнь одного мальчика. Но он услышал этот отчаянный призыв и бросил кому-то из штабных короткий приказ позаботиться об эвакуации раненого, что, кстати, является свидетельством гуманизма Леонтия Леонтьевича и его полного самообладания под градом неприятельских ядер. Спасибо ему, иначе эта повесть здесь бы и закончилась, а точнее, не появилась бы вовсе…

Приказ Беннигсена был исполнен. Четверо солдат на своих шинелях вынесли Михаила из-под огня и донесли до брошенной кем-то пустой повозки. Затем трое из них ушли, оставив подле раненого свои ружья. Четвертый взвалил раненого на повозку, дотащил ее до большой дороги и тоже ушел. Таким образом, за несчастьем ранения последовал ряд счастливых случайностей. Ядро не задело жизненно важных органов; Беннигсен обратил внимание на ранение Муравьева и нашел возможным отдать приказ о его эвакуации; солдаты исполнили этот приказ, благодаря чему Михаил оказался вне поля боя. Серия счастливых случайностей продолжилась и далее. Кто-то из санитаров, вывозивших раненых с поля боя, из сострадания привязал Михайлову телегу к своей и дотащил ее до Можайска. После ужасной ночи, проведенной Михаилом в каком-то сарае без всякой помощи, его совершенно случайно заметил урядник, знавший Муравьевых по службе при штабе Константина Павловича. Казак дал раненому поесть и по его просьбе написал на дверях сарая «Муравьев 5-й» – надпись, по которой, как надеялся Михаил, его могли найти братья. По этой надписи его в тот же день обнаружил знакомый офицер и отправил в Москву с проводником. Проводник этот, опять же по счастливой случайности, оказался крепостным человеком князя Урусова. Он позаботился о том, чтобы поскорее и с возможными удобствами увезти раненого юношу в Москву. Следующим утром брат Александр нашел Михаила в 30 верстах от Первопрестольной все по той же надписи «Муравьев 5-й», которую Михаил велел делать везде, где они останавливались. 29 августа, то есть на третий день после ранения, Михаил был в доме князя Урусова на Большой Дмитровке. Гангрена уже началась. Приглашенный братом Александром хирург немедленно начал операцию. В этот самый момент в дом вбежал брат Николай. Александр несколькими словами ввел его в курс дела, и Николай вошел в комнату, где проходила операция. «Михайла узнал меня, кивнул головой, и во все время мучительной операции лицо его не изменилось», – свидетельствует Николай Николаевич в «Записках»[110].

В тот же день, снабдив Михаила одолженными у знакомых деньгами и приставив к нему урусовских дворовых людей, братья на урусовской же парной упряжке отправили раненого в Нижний Новгород, где уже находились их отец и дедушка – князь Урусов. Опять же по счастливой случайности, в той же парной упряжке из Москвы уезжал М. Я. Мудров – знаменитый врач, профессор патологии и терапии Московского университета. Отправив брата в Нижний Новгород, Александр сразу же отбыл к месту службы, а Николай – на следующий день, когда в город уже входили французы и занимались первые пожары.

На Бородинском поле погибли десятки тысяч русских солдат и офицеров. Множество раненых остались лежать на месте ранения и были либо добиты мародерами, либо приняли мучительную медленную смерть от ран. Несколько тысяч раненых, добравшихся в Москву, не могли быть эвакуированы из города при занятии его французами и попали в плен, что в большинстве случаев также означало смерть. Тысячи других умерли после эвакуации – по дороге и в тыловых лазаретах. Так что вероятность умереть от полученной раны была у Михаила несравненно выше, чем шанс остаться в живых.

Долгое время Александр и Николай не знали, жив ли их брат. Сильный молодой организм последнего и искусство доктора Мудрова спасли Михаила, хотя для этого понадобилась еще одна мучительная операция, так как по дороге в Нижний Новгород у раненого случился рецидив гангрены. Хороший уход и питание в доме князя Урусова ускорили выздоровление.

Впоследствии Михаил Николаевич и его братья расценивали удивительную цепь счастливых случайностей, сохранивших Михаилу жизнь, как выражение Божьего промысла.

К концу весны 1813 года рана зажила настолько, что Михаил счел возможным снова отправиться к войскам. Он догнал свой корпус летом, незадолго до окончания перемирия, и успел принять участие в боях под Дрезденом. Но рана открылась и начала кровоточить. Михаил был вынужден покинуть действующую армию. Теперь уже навсегда. Месяц он провел в лазарете в Праге и потом не спеша отправился на родину. Война для него закончилась.

VI. После войны. Муравьевская артель

Война закончилась, но рана продолжала мучить. Он передвигался на костылях, не мог ездить верхом. Поэтому сразу после прибытия в Петербург Михаил был вынужден вновь обратиться к врачам. Медики порекомендовали минеральные ванны и грязи на только недавно появившемся курорте в районе Кавказских минеральных вод. Путешествие не близкое, да и не дешевое. Дедушка Урусов к тому времени уже умер, но отец был еще в действующей армии и не мог вступить в наследство, соответственно никакой помощи сыну от него не поступало. Выручили отцы-командиры: Муравьеву оформили служебную командировку на кавказскую линию, и таким образом он получил возможность ехать за казенный счет.