Жизнь Льва Шестова. Том 2 - [60]

Верно, написал нескладно — простите. Но, думаю, Вы догадаетесь, что я хотел сказать. (11.09.1938).

Заодно уже скажу, что слово «думать» я, конечно, употребил не в смысле «спекулировать». Все время имел я ввиду «второе измерение» и «deprofundisadteDomineclamavi» — которые я противопоставлял «деланию». Знаю, что теперь все храмы полны — люди молят: да минует нас чаша сия. Но ведь уже бывали эпохи, подобные нашей — и когда люди лучше умели молиться. А вот я хотел только сказать Вам, что если молитвы не будут услышаны и нам придет -

* Книга пророка Осии, 13, 14.

ся возопить: «Господи, отчего Ты нас покинул» или повторить «плач Иеремии», нужно стараться не терять мужества и, как Иеремия и Иисус, под отвратительной «очевидностью» не забывать великой заповеди: «слушай Израиль». Это все, что я хотел сказать — хотя и сказал нескладно.

Что до статьи Фондана, Вы ее недооценили. Вспомните, как дружески расположенные ко мне люди — Бердяев, Беспалова и др. уродовали мои мысли. Фондан этого избег — и это большая заслуга. Несколько человек (А.Е. в том числе) даже находит, что по прочтении его статьи они лучше стали понимать мои писания. (22.09.1938).

Через несколько дней Фондан навещает Шестова, которого он находит таким же слабым и худым, как и перед отъездом. Шестов ему рассказывает, что Леви-Брюль принял его статью с воспоминаниями о беседах с Гуссерлем.

К сожалению, — говорит Шестов Фондану, — я так устал, что с трудом пишу полстраницы в день. Это мало. Но я очень рад это делать. Подумайте только, ведь еще никто не понял Гуссерля, и так плохо поняли мою борьбу с ним. Посмотрите эту французскую брошюру португальского писателя (VieiradeAlmeida. OpusculePhilosophica, HI, Lisboa, 1936), где он обо мне хорошо отзывается. В примечании говорится, что я первый дал «правильный ответ этому несколько филистерскому мыслителю». Вы знаете, что дело совсем не в этом. Я очень жалею, что люди, которые говорят, что меня читали, и, может быть, любят, так плохо меня понимают. (Фондан, 23.09.1938, стр.164).

26 сентября скончался Евгений Юльевич Пети (см. приложение). Шестов пишет Софье Григорьевне:

Трудно передать словами, какое ошеломляющее впечатление произвело на Анну Елеазаровну и меня известие о преждевременной кончине Евгения Юльевича. Мы ничего не подозревали о его болезни — и вдруг, ^ак неожиданно для

нас, узнали из газетного некролога, что его уже нет с нами. И тогда с особенной силой почувствовали мы, как высоко его ценили и как много потеряли мы в его лице.

С тех пор, как мы узнали о его кончине — мы почти ни о чем не говорили, как о нем, и почти ни о чем другом не думали. Не верится, что его уже нет. И кажется совершенно невозможным, чтобы он бесследно исчез. Много мы видели за нашу долгую жизнь людей, и было меж теми, кого мы знали, конечно, много дурных, но тоже немало и хороших. Но когда мы вспоминаем о Евгении Юльевиче, мы точно сговорившись, не называем, не можем называть его иначе, как светлой личностью. Равного ему, в этом смысле, мы не можем указать никого.

В нем поражало столь редкое в жизни соединение: исключительно мягкого характера, редкой доброты с твердой, мужественной волей. Даже внешность его поражала своей значительностью, но еще больше поражало то, что он в течение всей своей жизни делал.

Не знаю, зачем я Вам все это пишу: верно потому, что все время об этом и только об этом думаю. Мне кажется, что не только я, но и все, которые имели случай близко узнать его — думали так, как Анна Елеазаровна и я думаю и, верно, не от меня первого Вы слышите восторженное суждение о нем. Мне даже кажется, что все, как и мы, чувствовали в нем этот загадочный свет и его в нем ценили и любили. И, может быть, это хоть немного Вас утешит в Вашем тяжком испытании и горе.

Знаю, конечно, что Вам мучительно трудно будет без него. Знаю тоже, что на человеческом языке нет слов утешения для тех, кого постигает всякое горе. Но поневоле приходится бедными, слабыми словами выражать то, что так мучительно волнует всех нас. И пожелать — от имени Анны Елеазаровны и своего — Вам здоровья и душевных сил, так нужных для того, чтоб достойно чтить в своей душе память о незабвенном Евгении Юльевиче. (28.09.1938).

*

Около 20 октября 1938 г. вышла книга «Современных Записок» № 67 со статьей Шестова «Николай Бердяев». В какое время ее писал Шестов, выяснить не удалось. Можно предположить, что до болезни, в конце осени 1937 г. Прочитав статью, протоиерей Сергий Булгаков посылает Шестову сердечное и теплое письмо, которое его очень обрадовало:

Дорогой Лев Исаакович,

Сегодня я прочитал Вашу статью о Н.А.Бердяеве в Современных Записках [сноска: Соврем. Запис. № 67 — 1938 г.), и мне хочется Вас приветствовать, пожать Вашу руку. Мы почти не видаемся лично, так развели нас пути жизни, но через эту статью я услышал Ваш голос и как бы с Вами увидался. Порадовался я, что Вы сохранили такую умственную свежесть, статья эта принадлежит, на мой взгляд (хотя я за последние годы уже отстал от Ваших писаний, как, конечно, и Вы от моих), к числу наиболее интересных и блестящих Ваших вещей. При этом неожиданно обнаружились некоторые точки соприкосновения между нами, по крайней мере, в отдельных пунктах. Само собой разумеется, что не сушествует большой противоположности — как — [слово вставлено после] между философией — положительного — [написано неясно, можно прочесть «повторительного»] ничто — «свободы-противобога» у Н.А. и моей софиологией, как философией бытия (оказывается тоже — «экзистенциальной» философией, и я здесь, подобно Мольеровскому мещанину, узнаю, что говорю прозой, а не стихами). Но в понимании тварной свободы, а иной не существует, я нахожу в Вас союзника. Очевидно, дальше в «философии откровения», мы разойдемся, поскольку Вы философию веры поворачиваете в сторону а- или даже антидогматизма. Однако я вижу с новой очевидностью, как Ваш исходный постулат неразумной веры уже включает, хотя бы в качестве постулата, догматический минимум послания к Евреям гл. XI. 1.6: веровать подобает, что Бог есть. Говорю это не для полемики, а лишь затем, чтобы Вас приветствовать. Я всегда знал, а здесь опре-