Жизнь Льва Шестова. Том 1 - [29]

Шпет… приверженец Юма и скептик, боготворил философские опыты Шестова… нас сближала с ним не философия вовсе, а новизна восприятия его, афористичность его, тон-

кий юмор и чуткое отношение к культуре искусства; да, среди «символистов» был свой он; среди философов — «их»… и любил я изящный утонченный Шпетовский ум; привлекало к нему понимание поэзии… Он был самым модным из лекторов, пользовался успехом на курсах; курсистки носили малюсенькие медальончики с изображением Шпета. (Белый, стр.559–560).

Шпет, почитатель Шестова, в те годы всегда направлял лезвие своей шпаги на смесь метафизики с мистикой у Н.А.Бердяева. (Белый, стр.561).

О приездах Шестова в Москву и его встречах с друзьями в те годы рассказывает также Герцык:

К 906-7-му году его приезды участились, он живал в Москве по неделям и потом снова уединялся… Нередко, приходя к нам вечером, он приводил с собой «шестовцев», как мы с сестрою их прозвали. Молчаливый народ, неспаянный между собой, а с ним, с Шестовым, каждого порознь связывали какие-то вовсе не литературные нити. Милее всех была мне Бутова[54], артистка Худ. театра, высокая и худая с лицом скитницы. Мы стали видеться и в отсутствие Льва Исааковича. Большая, убранная кустарными тканями комната с окнами на Храм Спасителя. В шубке, крытой парчой, она тихо двигается, тихо говорит на очень низких нотах. От Худ. театра культ Чехова… Но были и другого рода люди. Красивый еврей Лурье, преуспевающий коммерсант, но и философ немножко, в то время увлеченный «Многообразием религиозного опыта» Джемса, позднее им же изданным. Хмурый юноша Лундберг, производивший над собой злые эксперименты: проникнув в Лепрозорий, ел с одной посуды с прокаженными, потом в течение месяцев симулировал немоту, терпя все вытекающие отсюда последствия и унижения. Хорошенькая и полногрудая украинка Мирович, печатавшая в журналах декадентские пустячки. Вся — ходячий трагизм, (стр.102–103).

Немного дальше Герцык описывает Шестова тех лет:

В его отношении к близким ему людям ни тени позы или литературного учительства (в те годы это в диковину) — просто доброта и деловитая заботливость. Одного он выручал из тюрьмы и отправлял учиться к самым-то ортодоксальным немцам, ничуть не трагическим, другому — беспомощному писателю — сам тогда еще никому не известный, добывал издателя, помогал деньгами, разбирал семейные драмы. Все это без малейшей чувствительности. И сам он такой деловой, крепкими ногами стоящий на земле. Притронешься к его рукаву — добротность ткани напомнит о его бытовых корнях в киевском мануфактурном деле. Когда садится к столу — широким хозяйским жестом придвинет себе хлеб, масло, сыр… Сидит, так сидит. Так не похож на птичьи повадки иного поэта- философа: вот-вот вспорхнет… Во всем его облике простота и в то же время монументальность. Не раз при взгляде на него мне думалось о Микель-Анджело, то ли о резце его, то ли о самом одиноком флорентинце. Неужели ни один скульптор так и не закрепил его в глине и мраморе?[55] (стр.103).

*

На цитированную выше статью Бердяева «Трагедия и обыденность», в которой Бердяев говорит, что Шестов, хотя отвергает всякие догмы, «беспочвенность делает догматической», Шестов ответил полной блестящей иронии статьей «Похвала глупости», появившейся в сборнике «Факелы» (кн.2, 1907) и затем вошедшей в книгу «Начала и концы». Шестов пишет:

По поводу моей книги «Апофеоз беспочвенности» он [Бердяев] причисляет меня к скептикам, за «Философию трагедии» к пессимистам, и затем начинает доказывать

несостоятельность скептицизма и пессимизма. Между прочим и другие критики приписывают мне те же грехи. Хочу воспользоваться случаем и заявить… что когда я впервые услышал, что меня окрестили скептиком и пессимистом, я просто протирал глаза от удивления. (Начала и концы, стр.118).

В апреле 1907 г. в «Русской Мысли» появилась статья Шестова «Предпоследние слова». Это первая статья Шестова, напечатанная в «Русской Мысли». Он будет в ней сотрудничать до 1916 г.

***

Указанные две статьи, как и статьи о Достоевском («Полярная Звезда», 27.01.1906) и о Чехове («Вопросы Жизни», март 1905), о которых речь шла раньше, составляют сборник статей, озаглавленный «Начала и концы» и вышедший в 1908 г. (вероятно, в сентябре) у М.М.Стасюлевича. В конце предисловия указано: Saanen, 8(21).8.1908.

После выхода книги о ней писали Андрей Белый («Весы», окт. 1908) и Леопольд Сев («Русская Мысль», май 1909). Тогда же появилась книга Р.Иванова-Разумника «О смысле жизни» (СПб., сент. 1908), содержащая главу «Лев Шестов», в которой он дает обозрение всего творчества Шестова. Иванов-Разумник пишет:

Характерная черта творчества Шестова сконцентрированность мысли, уменье в немногом выразить многое и в то же время найти адекватную форму для выражения своей мысли. Это делает Л.Шестова одним из самых наших блестящих стилистов; имея это в виду мы назвали творчество Шестова философско-художественным. При чтении книг Л.Шестова чувство эстетической удовлетворенности почти всегда сопровождает работу мысли, а это можно сказать не о многих современных писателях. Но, конечно, не на эту внешнюю форму творчества Л.Шестова мы обратили внимание; для нас Шестов интересен как писатель,